нической баттареи; и ко мнѣ вернулось ощущеніе тяжести, воли, тѣлеснаго существованія. Я снова сдѣлался самимъ собою — и поспѣшилъ домой, но прошлое не потеряло своей яркости, и даже теперь мой разсудокъ рѣшительно отказывается признать его сномъ.
— Это и не былъ сонъ, — сказалъ Темпльтонъ глубоко торжественнымъ тономъ, — хотя я не знаю, какъ его назвать иначе. Предположимъ, что современный духъ человѣческій находится наканунѣ поразительныхъ психическихъ открытій. Удовольствуемся этимъ предположеніемъ. Остальное я могу разъяснить. Взгляните на эту акварель, которую я показалъ бы вамъ раньше, если бы меня не удерживало какое-то необъяснимое чувство ужаса.
Мы взглянули на рисунокъ. Я не нашелъ въ немъ ничего особеннаго; но дѣйствіе его на Бедло было поразительно. Онъ чуть не лишился чувствъ. Между тѣмъ это былъ попросту миніатюрный портретъ, правда, удивительной работы, его собственной замѣчательной физіономіи. Такъ, по крайней мѣрѣ, я думалъ.
— Замѣтьте дату рисунка, — сказалъ докторъ Темпльтонъ, — вотъ она, едва замѣтная, въ утолку — 1780 г. Въ этомъ году былъ нарисованъ портретъ. Портретъ удивительно сходенъ съ оригиналомъ — моимъ другомъ мистеромъ Олдебомъ, съ которымъ я познакомился и подружился въ Калькуттѣ, во времена Уоррена Гастингса. Мнѣ было тогда всего двадцать лѣтъ отъ роду. Когда я впервые увидалъ васъ въ Саратогѣ, мистеръ Бедло, меня поразило ваше удивительное сходство съ портретомъ. Оно-то и побудило меня познакомиться съ вами, искатъ вашей дружбы и, наконецъ, заключить условіе, въ силу котораго я сдѣлался вашимъ постояннымъ спутникомъ. Въ этомъ послѣднемъ случаѣ мною руководило отчасти, а можетъ быть и главнымъ образомъ, воспоминаніе о покойномъ, но также и болѣзненное, не лишенное примѣси страха, любопытство относительно васъ самихъ.
— Описывая видѣніе, явившееся вамъ среди холмовъ, вы описали съ мельчайшей точностью городъ Бенаресъ на Священной Рѣкѣ. Мятежъ, схватки, рѣзня — дѣйствительныя происшествія въ возстаніе Шеитъ Синга, случившееся въ 1780 году, когда Гастингсъ едва избѣжалъ смерти. Человѣкъ, бѣжавшій съ помощью веревки изъ тюрбановъ, былъ самъ Шеитъ Сингъ. Отрядъ въ кіоскѣ состоялъ изъ сипаевъ и англійскихъ офицеровъ подъ начальствомъ Гастингса. Я принадлежалъ къ этому отряду и всѣми силами старался воспрепятствовать необдуманной и роковой вылазкѣ офицера, павшаго на улицѣ отъ отравленной стрѣлы какого-то бенгалезца. Офицеръ былъ мой лучшій другъ. Это былъ Олдебъ. Вы увидите изъ этой рукописи (тутъ докторъ вытащилъ изъ
