мента, когда, по опредѣленію врачей, должна будетъ послѣдовать смерть.
Спустя около семи мѣсяцевъ, я получилъ отъ самого мистера Вальдемара слѣдующую записку:
«Дорогой П.
«Теперь вы можете явиться. Д. и Ф. говорятъ, что я умру самое позднее завтра, къ полночи; и я думаю, что они довольно точно опредѣлили моментъ моей смерти.
Я получилъ эту записку черезъ полчаса послѣ того, какъ она была написана, а четверть часа спустя уже находился въ комнатѣ умирающаго. Я не видалъ его дней десять и былъ пораженъ страшной перемѣной, происшедшей въ такой короткій промежутокъ времени. Лицо его было свинцоваго цвѣта; глаза утратили всякій блескъ; худоба дошла до того, что скуловыя кости высовывались сквозь кожу. Мокрота душила его. Пульсъ былъ почти не замѣтенъ. Тѣмъ не менѣе, онъ сохранилъ въ замѣчательной степени какъ умственныя способности, такъ и физическую силу. Онъ говорилъ ясно, принималъ лекарство безъ посторонней помощи, и, въ моментъ моего прихода, отмѣчалъ что-то въ запиской книжкѣ. Онъ полулежалъ на кровати, опираясь на груду подушекъ. Докторъ Д. и докторъ Ф., находились при больномъ.
Пожавъ Валъдемару руку, я отозвалъ этихъ господъ къ сторонкѣ и подробно разспросилъ ихъ о состояніи больного. Лѣвое легкое уже восемнадцать мѣсяцевъ находилось въ состояніи полнаго окостенѣнія и совсѣмъ перестало функціонировать; верхняя часть праваго тоже почти или вполнѣ окостенѣла, а нижняя представляла сплошную массу гніющихъ туберкулъ. Въ одномъ мѣстѣ она приросла къ ребрамъ; можно было констатировать также значительныя прободенія. Эти измѣненія въ правомъ легкомъ произошли сравнительно недавно. Окостенѣніе подвигалось впередъ съ замѣчательною быстротою; мѣсяцъ тому назадъ ни малѣйшихъ признаковъ его не было замѣтно; а сростаніе съ ребрами произошло въ теченіе послѣднихъ трехъ дней. Независимо отъ чахотки паціентъ обнаруживалъ признаки аневризма аорты, но точный діагнозъ въ этожъ отношеніи нельзя было поставить вслѣдствіе процесса окостенѣнія. По мнѣнію обоихъ врачей, мистеръ Вальдемаръ долженъ бытъ умереть завтра (въ воскресенье) въ полночь. Теперь же у насъ была суббота, семь часовъ вечера.
Оставляя больного, чтобы поговорить со мной, врачи простились съ нимъ, такъ какъ не разсчитывали вернуться. Я, однаво, убѣдилъ ихъ зайти завтра въ десять часовъ вечера.
Когда они ушли, я заговорилъ съ мистеромъ Вальдемаромъ о
