Въ 5 часовъ пополудни, возобновляя атмосферу въ камерѣ, я заглянулъ въ корзину съ кошками. Мать, повидимому, жестоко страдала, безъ сомнѣнія, вслѣдствіе затрудненнаго дыханія; но котята положительно изумили меня. Я думалъ, что они тоже будутъ страдать, хотя въ меньшей степени чѣмъ кошка; что и подтвердило бы мою теорію насчетъ привычки къ извѣстному давленію. Оказалось, однако, — чего я вовсе не ожидалъ, — что они пользуются наилучшимъ здоровьемъ, дышатъ совершенно легко и свободно и не обнаруживаютъ ни малѣйшихъ признаковъ какого-либо разстройства. Я могу объяснить это явленіе, только расширивъ мою теорію и предположивъ, что крайне разрѣженная атмосфера не представляетъ (какъ я думалъ) химической невозможности для жизни, что существо, родившееся въ такой средѣ, будетъ дышать въ ней безъ всякаго затрудненія, а попавши въ болѣе плотныя strata по сосѣдству съ землей, испытаетъ тѣ же мученія, которымъ я подвергался такъ недавно. Крайне сожалѣю, что вслѣдствіе несчастной случайности я потерялъ эту семейку, и не могъ продолжать опыта. Просунувъ руку съ чашкой воды для старой кошки въ отверстіе мѣшка, я какъ-то зацѣпилъ рукавомъ за шнурокъ, на которомъ висѣла корзинка и сдернулъ его съ пуговицы. Если бы корзинка съ кошками какимъ-нибудь чудомъ испарилась въ воздухѣ, — она не могла бы исчезнуть изъ моихъ глазъ скорѣе, чѣмъ теперь. Положительно, десятой доли секунды не прошло, какъ она уже скрылась со всѣми своими пассажирами. Я пожелалъ имъ счастливаго пути, но, разумѣется, не питалъ никакой надежды, что кошка или котята останутся въ живыхъ, дабы разсказать о своемъ приключеніи.
Въ шесть часовъ, значительная полоса земли на востокѣ одѣлась густою тѣнью, которая быстро подвигалась, такъ что въ семъ безъ пяти минутъ вся видимая поверхность земли погрузилась въ ночную тьму. Но долго еще лучи заходящаго солнца освѣщали мой шаръ; и это обстоятельство, которое, конечно, можно было предвидѣть заранѣе, доставляло мнѣ большое удовольствіе. Очевидно было, что и утромъ я увижу восходящее свѣтило гораздо раньше, чѣмъ добрые граждане Роттердама, несмотря на ихъ болѣе восточное положеніе, и такимъ образомъ буду пользоваться все болѣе и болѣе продолжительнымъ днемъ, соотвѣтственно высотѣ подъема. Я рѣшилъ вести дневникъ моего путешествія, отмѣчая дни черезъ каждые двадцать четыре часа и не принимая въ разсчетъ промежутковъ темноты.
Въ десять часовъ меня стало клонить ко сну, и я хотѣлъ было улечься, — но тутъ явилось затрудненіе, которое я совершенно упустилъ изъ вида, хотя долженъ былъ предвидѣть заранѣе. Если
