чилъ, при всей своей кажущейся значительности, въ сравненіи съ тѣмъ соображеніемъ, что здѣсь на этомъ пунктѣ заканчивалась разгадка тайны. «Должно быть что-нибудь не такъ въ этомъ гвоздѣ» — подумалъ я. Я взялся за него и шляпка съ кускомъ самаго гвоздя осталась въ моихъ рукахъ. Остатокъ гвоздя сидѣлъ въ дырѣ. Онъ переломился уже давно (потому что изломъ успѣлъ заржавѣть), по всей вѣроятности, отъ сильнаго удара молоткомъ, который отчасти вогналъ шляпку въ дерево рамы. Я помѣстилъ обломокъ на прежнее мѣсто, — гвоздь снова выглядѣлъ цѣлымъ, перелома не было замѣтно. Подавивъ пружину, я приподнялъ раму на нѣсколько дюймовъ, шляпка гвоздя поднялась вмѣстѣ съ нею, оставаясь на своемъ мѣстѣ. Я закрылъ окно и снова гвоздь выглядѣлъ цѣлымъ.
Теперь загадка была рѣшена. Убійца бѣжалъ въ окно, заставленное кроватью. Рама захлопнулась за нимъ (или онъ ее нарочно захлопнулъ) и замкнулась на пружину; сопротивленіе этой пружины полиція приняла за сопротивленіе гвоздя, — и сочла излишнимъ дальнѣйшее разслѣдованіе.
Затѣмъ являлся вопросъ, какимъ образомъ убійца спустился изъ окна. Этотъ пунктъ я выяснилъ себѣ, когда обошелъ вмѣстѣ съ вами домъ. На разстояніи пяти съ половиной футовъ отъ окна находится громоотводъ. Отъ этого громоотвода невозможно достать до окна, не говоря уже — войти въ комнату. Но я замѣтилъ, что ставни четвертаго этажа были особаго типа, называемаго парижскими плотниками ferrades — въ настоящее время такія ставни рѣдко дѣлаются, но онѣ очень обыкновенны въ старинныхъ домахъ въ Ліонѣ и Бордо. Онѣ имѣютъ форму двери (простой, не съ двумя половинками), но нижняя часть устроена въ видѣ рѣшетки, такъ что за нее легко схватиться рукой. Въ данномъ случаѣ ширина ставни три съ половиной фута. Когда мы смотрѣли на нихъ со двора, онѣ были полуоткрыты, т. е. находились подъ прямымъ угломъ къ стѣнѣ. По всей вѣроятности, полиція такъ же, какъ и я, осмотрѣла задній фасадъ дома; но, глядя на ставни въ профиль, не обратила вниманія на ихъ значительную ширину или во всякомъ случаѣ не придала ей значенія. Рѣшивъ, что убѣжать въ окно не было возможности, она естественно ограничилась только бѣглымъ осмотромъ. Какъ бы то ни было, я убѣдился, что если отворить ставню совершенно, прижать ее къ стѣнѣ, то между ней и громоотводомъ будетъ только два фута. Очевидно, что при необыкновенной ловкости и смѣлости можно было пробраться этимъ путемъ въ комнату. На разстояніи двухъ съ половиной футовъ (предполагая, что ставня была открыта совершенно) разбойникъ могъ крѣпко ухватиться за рѣшетку. Затѣмъ, повиснувъ на ней, упереться
