приняла, наконецъ, отвратительный и противоестественный характеръ, по мнѣнію всѣхъ здравомыслящихъ людей. При свѣтѣ луны, въ мертвую полночь, въ бурю и въ ясную погоду, здоровый или больной, — Метценгерштейнъ, точно прикованный къ сѣдлу, не разлучался съ колоссальнымъ конемъ, — неукротимый пылъ котораго такъ гармонировалъ съ его духомъ.
Къ тому же нѣкоторыя обстоятельства, связанныя съ послѣдними событіями, придавали неестественный и чудовищный характеръ маніи наѣздника и силѣ коня. Пространство, проходимое однимъ прыжкомъ, было тщательно измѣрено, и, какъ оказалось, превосходило самую дикую фантазію. Далѣе баронъ не далъ коню никакого имени, хотя всѣ остальныя его лошади носили характерныя названія. Конюшня новой лошади была устроена отдѣльно отъ другихъ; при ней не было конюха и никто, кромѣ самого барона, не смѣлъ ухаживать за конемъ, ни даже входить въ конюшню. Замѣчено было также, что хотя три конюха, поймавшіе коня, когда онъ мчался изъ пылающей усадьбы Берлифитцинга, успѣли остановить его съ помощью металлической узды и аркана, но ни одинъ изъ нихъ не могъ припомнить, чтобы ему удалось, во время этой опасной борьбы, коснуться тѣла животнаго. Замѣчательная понятливость благороднаго и породистаго коня не могла, конечно, возбуждать чрезмѣрнаго удивленія, но нѣкоторыя особенности въ его характерѣ изумляли самыхъ флегматическихъ скептиковъ; бывали, говорятъ, случаи, когда толпа, собравшаяся поглазѣть на него, отступала въ ужасѣ, пораженная страннымъ загадочнымъ смысломъ его бѣшеныхъ порывовъ, — и самъ юный Метценгерштейнъ блѣднѣлъ, отворачивался, не вынося его пристальнаго, пытливаго, человѣческаго взгляда.
Впрочемъ, никто изъ дворни барона не сомнѣвался въ искренней и необычайной привязанности молодого магната къ его гордому коню; никто, кромѣ развѣ одного ничтожнаго и уродливаго пажа, безобразіе котораго бросалось въ глаза и мнѣнія котораго не могли идти въ счетъ. Онъ (если только стоитъ упоминать о его словахъ) нахально утверждалъ, будто его господинъ никогда не садится на коня безъ дрожи, правда, едва примѣтной; а когда возвращается изъ своихъ ежедневныхъ поѣздокъ, то каждый мускулъ его лица дрожитъ отъ злобнаго торжества.
Въ одну бурную ночь Метценгерштейнъ, очнувшись отъ тяжелаго сна, какъ бѣшеный выбѣжалъ изъ спальни, вскочилъ на сѣдло и умчался въ лѣсъ. Никто не обратилъ вниманія на эту выходку, такъ какъ подобныя происшествія случались и раньше, но съ тѣмъ большимъ безпокойствомъ дожидались его возвращенія, когда, нѣсколько часовъ спустя, колоссальныя и великолѣпныя постройки
