происхожденіе, былъ, въ эпоху нашего разсказа, дряхлый и слабоумный старикъ, замѣчательный только своей упорной и непомѣрной антипатіей къ семьѣ соперника, и такой страстью къ лошадямъ и охотѣ, что ни преклонный возрастъ, ни тѣлесная слабость, ни разстройство ума не могли удержатъ его отъ ежедневныхъ и опасныхъ охотничьихъ подвиговъ.
Фредерикъ, баронъ Метценгерштейнъ, былъ еще не старый человѣкъ. Его отецъ, министръ Г., умеръ въ молодыхъ лѣтахъ. Мать, леди Марія, вскорѣ послѣдовала за нимъ. Фредерику исполнилось въ это время восемнадцать лѣтъ. Въ городѣ восемнадцать лѣтъ не долгій періодъ; но въ глуши — въ такой великолѣпной глуши, какую представляло изъ себя старое помѣстье, маятникъ качается гораздо степеннѣе.
Въ силу нѣкоторыхъ особыхъ обстоятельствъ молодой баронъ тотчасъ послѣ кончины своего родителя вступилъ во владѣніе его обширными имѣніями. Такое состояніе рѣдко доставалось венгерскому магнату. Замкамъ его счета не было. Главный изъ нихъ по великолѣпію и размѣрамъ былъ «Дворецъ Метценгерштейнъ». Окружность этого имѣнія никогда не опредѣлялась точно, но главный паркъ его занималъ пространство въ пятьдесятъ миль.
Зная характеръ молодого наслѣдника, не трудно было догадаться, какъ онъ распорядится своимъ колоссальнымъ состояніемъ. Дѣйствительно, не прошло и трехъ дней, какъ его подвиги уже превзошли ожиданія его самыхъ восторженныхъ поклонниковъ. Безстыдный развратъ, гнусныя предательства, неслыханныя жестокости живо убѣдили дрожащихъ вассаловъ, что ни рабская угодливость съ ихъ стороны, ни требованія совѣсти съ его — не въ силахъ обезопасить ихъ отъ когтей маленькаго Калигулы. На четвертый день, вечеромъ, загорѣлись конюшни замка Берлифитцингъ и единодушное мнѣніе сосѣдей прибавило поджогъ къ безобразному уже списку преступленій и гнусностей барона.
Но во время суматохи, произведенной этимъ событіемъ, юный магнатъ сидѣлъ, повидимому, погруженный въ глубокія размышленія, въ обширной и угрюмой верхней залѣ фамильнаго дворца Метценгерштейнъ. Великолѣпныя хотя и поблекшія ткани, угрюмо свѣшивавшіяся по стѣнамъ, представляли безконечную вереницу туманныхъ и величавыхъ образовъ — его знаменитыхъ предковъ. Здѣсь прелаты и кардиналы въ горностаевыхъ мантіяхъ, въ кругу властителей и сувереновъ, налагающія veto на желанія земнаго короля или удерживающіе верховнымъ fiat папы мятежный скипетръ князя тьмы. Тамъ мрачныя, рослыя фигуры князей Метценгерштейнъ — попирающимъ копытами боевыхъ коней вражескіе трупы, поражали самые крѣпкіе нервы своимъ грознымъ
