рыхъ сверкалъ ослѣпительно бѣлый лобъ необычайной ширины, — вотъ его наружность. Такого классически правильнаго лица я не видывалъ больше, — развѣ только на бюстахъ императора Коммода. Тѣмъ не менѣе наружность его была изъ тѣхъ, какія каждому случалось встрѣчать хоть разъ въ жизни и затѣмъ уже не видѣть болѣе. Она не отличалась какимъ-либо особеннымъ, преобладающимъ, бьющимъ въ глаза выраженіемъ, которое врѣзается въ память; увидѣвъ это лицо, вы тотчасъ забывали о немъ, но и забывъ не могли отдѣлаться отъ смутнаго неотвязнаго желанія возстановить его въ своей памяти. Нельзя сказать, чтобы игра страстей не отражалась въ каждую данную минуту въ зеркалѣ этого лица; но, подобно зеркалу, оно не сохраняло никакихъ слѣдовъ исчезнувшей страсти. Разставаясь со мной въ эту ночь, онъ просилъ меня, повидимому, очень настойчиво, зайти къ нему завтра утромъ пораньше. Исполняя эту просьбу, я вскорѣ послѣ восхода солнца уже стоялъ передъ его палаццо, — однимъ изъ тѣхъ угрюмыхъ, но фантастическихъ и пышныхъ зданій, что возвышаются надъ водами Большого канала по сосѣдству съ Ріальто. Меня провели по широкой, витой, мозаичной лѣстницѣ въ пріемную, изумительная роскошь которой положительно ослѣпила и ошеломила меня.
Я зналъ, что мой знакомый богатъ. О его состояніи ходили слухи, которые я считалъ смѣшнымъ преувеличеніемъ. Но, глядя на его помѣщеніе, я не могъ повѣрить, чтобы у кого-либо изъ подданныхъ въ Европѣ нашлось достаточно средствъ на царское великолѣпіе, которое сіяло и блистало кругомъ.
Хотя солнце уже взошло, но комната была ярко освѣщена. По этому обстоятельству, равно какъ и по утомленному виду моего друга, я заключаю, что въ эту ночь онъ не ложился въ постель. Въ архитектурѣ и обстановкѣ комнаты замѣтно было стремленіе ослѣпить и поразитъ. Владѣлецъ, очевидно, не заботился о вкусѣ въ техническомъ смыслѣ слова, ни о сохраненіи національнаго стиля. Взоры переходили съ предмета на предметъ, не задерживаясь ни на чемъ — ни на grotesques греческихъ живописцевъ, ни на скульптурахъ лучшихъ итальянскихъ временъ, ни на массивныхъ изваяніяхъ заброшеннаго Египта. Роскошныя драпировки слегка дрожали отъ звуковъ тихой невидимой музыки. Голова кружилась отъ смѣси разнообразныхъ ароматовъ, поднимавшихся изъ оригинальныхъ витыхъ курильницъ вмѣстѣ съ мерцающими дрожащими языками изумруднаго и фіолетоваго пламени. Лучи восходящаго солнца озаряли эту сцену сквозь окна, состоявшія изъ цѣльныхъ малиновыхъ стеколъ. Отражаясь безчисленными струями отъ драпировокъ, падавшихъ съ высоты карнизовъ, точно потоки расплавленнаго серебра, волны естественнаго свѣта сливались съ
