стѣли на черномъ мраморѣ. Волосы, которые она еще не успѣла освободить на ночь отъ бальныхъ украшеній, обвивали ея классическую головку, осыпанную дождемъ брилліантовъ, — и курчавились, какъ завитки молодыхъ гіацинтовъ. Бѣлоснѣжное покрывало изъ легкой, прозрачной матеріи, повидимому, составляло ея единственную одежду; но знойный, тяжелый, лѣтній воздухъ былъ спокоенъ, и ни единое движеніе ея тѣла, подобнаго статуѣ, не шевелило складокъ этого легкаго, какъ паръ, платья, падавшихъ вокругъ нея, какъ тяжелыя мраморныя одежды вокругъ Ніобы. Но — странное дѣло! — ея огромные, сіяющіе глаза не были обращены внизъ, къ могилѣ, поглотившей ея лучезарнѣйшую надежду, — они устремились въ совершенно другомъ направленіи. Я думаю, что тюрьма Старой Республики, — грандіознѣйшее зданіе Венеціи; но какъ могла эта женщина смотрѣть на нее такъ пристально, когда ея родное дитя задыхалось внизу, подъ ея ногами. Та темная мрачная ниша противъ оконъ ея комнаты — что могло быть въ ея тѣняхъ, въ ея архитектурѣ, въ ея обвитыхъ плющемъ массивныхъ карнизахъ, — чего маркиза ди-Ментони не видала уже тысячи разъ? Нелѣпость! — Кто не знаетъ, что въ такія минуты глаза, какъ разбитое зеркало, умножаютъ отраженія своей скорби и видятъ въ безчисленныхъ отдаленныхъ пунктахъ горе, которое здѣсь, подъ рукой.
На много ступеней выше маркизы, подъ аркой водопровода, виднѣлась сатироподобная фигура самого Ментони. Онъ бренчалъ на гитарѣ, когда случилось это происшествіе, и казался до смерти ennuyé[1], указывая въ промежуткахъ игры, гдѣ искать ребенка. Ошеломленный и испуганный я не могъ пошевелиться и, вѣроятно, показался взволнованной толпѣ зловѣщимъ привидѣніемъ, когда, блѣдный и неподвижный, плылъ на нее въ своей траурной гондолѣ.
Всѣ усилія оставались тщетными. Уже большинство самыхъ энергичныхъ пловцовъ прекратили поиски, покоряясь угрюмому року. Казалось, уже мало надежды остается для ребенка (во сколько же меньше для матери!), какъ вдругъ изъ темной ниши, о которой я упоминалъ, выступила въ полосу свѣта фигура, закутанная въ плащъ, на мгновеніе остановилась на краю высокаго спуска и ринулась въ каналъ. Минуту спустя онъ стоялъ на мраморныхъ плитахъ передъ маркизой, съ ребенкомъ — еще живымъ и не потерявшимъ сознанія — на рукахъ. Промокшій плащъ свалился къ его ногамъ и обнаружилъ передъ взорами изумленныхъ зрителей изящную фигуру очень молодого человѣка, чье имя гремѣло тогда въ Европѣ.
Ни слова не вымолвилъ спаситель. Но маркиза! Вотъ она схватитъ ребенка, прижметъ его къ сердцу, обовьетъ его маленькое тѣло, и покроетъ его безчисленными поцѣлуями. Увы! другія
- ↑ фр. ennuyé — скучающий. — Примѣчаніе редактора Викитеки.
