ципъ, — даже, насколько мы можемъ судить объ этомъ, — руководящій принципъ дѣятельности Бога, — было бы нелогично воображать, что этотъ принципъ ограничивается областью мелочныхъ явленій, гдѣ мы видимъ его ежедневно и не простирается на область грандіознаго. Мы видимъ кругъ въ кругу безъ конца и всѣ они вращаются вокругъ отдаленнаго центра, Божества; не можемъ-ли мы по аналогіи предположить жизнь въ жизни, меньшую въ большей, и всѣ въ Духѣ Господнемъ. Короче сказать, мы безумно заблуждаемся, предполагая въ своемъ тщеславіи, что человѣкъ и его судьбы, настоящія и будущія, больше значатъ во вселенной, чѣмъ огромная «глыба праха», которую онъ обработываетъ и презираетъ, не признавая за ней души только потому, что не замѣчаетъ ея проявленій [1].
Эти и имъ подобныя соображенія всегда придавали моимъ размышленіямъ среди горъ и лѣсовъ, на берегахъ рѣкъ и океана, окраску, которую будничній міръ не преминетъ назвать фантастичной. Я много разъ странствовалъ среди такихъ картинъ, забирался далеко, часто въ одиночествѣ, и наслажденіе, которое я испытывалъ, бродя по глубокимъ туманнымъ долинамъ или любуясь отраженіемъ неба въ свѣтлыхъ водахъ озера, всегда усиливалось при мысли, что я брожу и любуюсь одинъ. Какой это болтливый французъ [2] сказалъ, намекая на извѣстное произведеніе Циммермана: «La solitude est une belle chose, mais il faut quelqu’un pour vous dire que la solitude est une belle chose?» [3]. Замѣчаніе безспорно остроумное, но этой необходимости вовсе не существуетъ.
Въ одномъ изъ такихъ одинокихъ странствій среди горъ, нагроможденныхъ другъ на друга, и печальныхъ рѣкъ, и угрюмыхъ сонныхъ прудовъ, я случайно наткнулся на рѣчку съ островкомъ. Я забрелъ сюда въ іюнѣ, и бросился на траву подъ какимъ-то неизвѣстнымъ мнѣ ароматическимъ кустарникомъ, чтобы въ дремотѣ любоваться пейзажемъ. Я чувствовалъ, что такъ именно нужно разсматривать его, потому что на немъ лежала печать грезы, чего-то призрачнаго.
Со всѣхъ сторонъ, кромѣ западной, гдѣ солнце склонялось къ закату, возвышались зеленѣющія стѣны лѣса. Рѣчка, круто заворачивавшая въ своемъ теченіи, тотчасъ же исчезала изъ виду;
