стрекало, посредствомъ котораго Божество заставляетъ человѣка питаться во что бы то ни стало. Далѣе, рѣшивъ, что волей Божіей человѣку предназначено продолжать свой родъ, мы открыли органъ влюбчивости; тамъ — органъ драчливости, идеальности, пытливости, творчества, — словомъ, разыскали органы для каждой склонности, каждаго моральнаго чувства, каждой способности чистаго интеллекта. Въ этой классификаціи principarum человѣческой дѣятельности Шпурцгеймлисты, правильно-ли, нѣтъ-ли, цѣликомъ или отчасти, шли по слѣдамъ своихъ предшественниковъ, выводя и установляя всѣ свои заключенія изъ предопредѣленной судьбы человѣка, на основаніи цѣлей Творца.
Было бы умнѣе и вѣрнѣе строить классификацію (если ужь намъ необходимо классифицировать) на основаніи того, что человѣкъ обыкновенно или случайно дѣлаетъ и всегда дѣлалъ, а не на основаніи того, что, по нашему мнѣнію, предписало дѣлать Божество. Если мы не можемъ понять Бога въ Его видимомъ твореніи, то намъ-ли уразумѣть непостижимую глубину Его мыслей, вызвавшихъ твореніе къ бытію. Если мы не можемъ понять Бога въ Его внѣшнихъ твореніяхъ, то намъ-ли понять Его въ Его внутреннихъ цѣляхъ или фазахъ творенія.
Индукція a posteriori заставила бы френологію допустить въ качествѣ прирожденнаго и первичнаго принципа человѣческой дѣятельности парадоксальную склонность, которую я назову, за неимѣніемъ болѣе характернаго термина, извращенностью. Въ томъ смыслѣ, какъ я понимаю ее, она представляетъ mobile безъ мотива, не мотивированный мотивъ. Онъ подстрекаетъ насъ дѣйствовать безъ всякой опредѣленной цѣли; или, если этотъ способъ выраженія покажется противорѣчивымъ, я скажу, что, подчиняясь ея внушеніямъ, мы совершаемъ поступокъ на томъ основаніи, что его не слѣдуетъ совершать. Въ теоріи, — основаніе совершенно не основательное; на дѣлѣ — едва-ли не сильнѣйшее изъ всѣхъ. При извѣстномъ настроеніи, при извѣстныхъ условіяхъ, оно становится безусловно непреодолимымъ. Я увѣренъ также твердо, какъ въ своемъ собственномъ существованіи, что убѣжденіе въ безнравственности или ошибочности поступка сплошь и рядомъ является непобѣдимой силой, которая — и только она одна — заставляетъ насъ совершать этотъ поступокъ. Это всепобѣждающее стремленіе дѣлать зло ради зла не подлежитъ анализу, не разлагается на составные элементы. Это коренной, первичный, элементарный импульсъ. Мнѣ скажутъ, что эта наклонность совершать извѣстныя дѣйствія, потому что ихъ «не» слѣдуетъ совершать, — только видоизмѣненіе воинственности френологовъ. Но легко доказать несостоятельность этой идеи. Френологическая воинственность имѣетъ
стрекало, посредством которого Божество заставляет человека питаться во что бы то ни стало. Далее, решив, что волей Божией человеку предназначено продолжать свой род, мы открыли орган влюбчивости; там — орган драчливости, идеальности, пытливости, творчества, — словом, разыскали органы для каждой склонности, каждого морального чувства, каждой способности чистого интеллекта. В этой классификации principarum человеческой деятельности Шпурцгеймлисты, правильно ли, нет ли, целиком или отчасти, шли по следам своих предшественников, выводя и установляя все свои заключения из предопределенной судьбы человека, на основании целей Творца.
Было бы умнее и вернее строить классификацию (если уж нам необходимо классифицировать) на основании того, что человек обыкновенно или случайно делает и всегда делал, а не на основании того, что, по нашему мнению, предписало делать Божество. Если мы не можем понять Бога в Его видимом творении, то нам ли уразуметь непостижимую глубину Его мыслей, вызвавших творение к бытию. Если мы не можем понять Бога в Его внешних творениях, то нам ли понять Его в Его внутренних целях или фазах творения.
Индукция a posteriori заставила бы френологию допустить в качестве прирожденного и первичного принципа человеческой деятельности парадоксальную склонность, которую я назову, за неимением более характерного термина, извращенностью. В том смысле, как я понимаю ее, она представляет mobile без мотива, не мотивированный мотив. Он подстрекает нас действовать без всякой определенной цели; или, если этот способ выражения покажется противоречивым, я скажу, что, подчиняясь её внушениям, мы совершаем поступок на том основании, что его не следует совершать. В теории, — основание совершенно не основательное; на деле — едва ли не сильнейшее из всех. При известном настроении, при известных условиях, оно становится безусловно непреодолимым. Я уверен также твердо, как в своем собственном существовании, что убеждение в безнравственности или ошибочности поступка сплошь и рядом является непобедимой силой, которая — и только она одна — заставляет нас совершать этот поступок. Это всепобеждающее стремление делать зло ради зла не подлежит анализу, не разлагается на составные элементы. Это коренной, первичный, элементарный импульс. Мне скажут, что эта наклонность совершать известные действия, потому что их «не» следует совершать, — только видоизменение воинственности френологов. Но легко доказать несостоятельность этой идеи. Френологическая воинственность имеет
