венно мелодичный, но такой странный и могучій, что музыканты въ оркестрѣ мгновенно останавливались, танцоры прекращали танецъ, смущеніе овладѣвало веселой компаніей и пока раздавался бой, самые безпечные блѣднѣли, а старѣйшіе и благоразумнѣйшіе проводили рукой по лбу, точно отгоняя смутную мысль или грезу. Но бой замолкалъ и веселье снова охватывало компанію. Музыканты переглядывались съ улыбкой надъ своей нелѣпой нервностью, шепотомъ обѣщали другъ другу, что слѣдующій бой не произведетъ на нихъ такого впечатлѣнія. И снова, по прошествіи шестидесяти минутъ (что составляетъ три тысячи шестьсотъ секундъ быстролетнаго времени) раздавался бой часовъ, и снова смущеніе, дрожь и задумчивость овладѣвали собраніемъ.
При всемъ томъ праздникъ былъ веселый и великолѣпный. Вкусы герцога отличались оригинальностью. Онъ былъ тонкимъ знатокомъ красокъ и эффектовъ. Но онъ презиралъ рутинные decora. Его проекты были смѣлы и дерзки, его концепціи отличались варварскимъ великолѣпіемъ. Иные сочли бы его сумасшедшимъ, но его приближенные чувствовали, что это не такъ. Необходимо было видѣть, слышать и знать его лично, чтобы быть увѣрену въ этомъ.
Онъ самъ распоряжался убранствомъ семи залъ для этого грандіознаго fete; по его же указаніямъ были сшиты костюмы. Понятно, что они отличались причудливостью. Много тутъ было блеска, пышности, оригинальнаго и фантастическаго, — что впослѣдствіи можно было видѣть въ «Эрнани». Были причудливыя фигуры, въ родѣ арабесокъ, съ нелѣпо вывороченными членами и придатками. Были безумныя фантастическія привидѣнія, подобныя грезамъ сумасшедшаго. Было много прекраснаго, много щегольскаго, много bizarre, было кое что страшное и не мало отвратительнаго. Толпы привидѣній сновали по заламъ, мелькали и корчились, мѣняя оттѣнокъ, смотря по залѣ, и дикая музыка оркестра казалась эхомъ ихъ шаговъ. Время отъ времени раздается бой часовъ въ бархатной залѣ и на мгновеніе все стихаетъ и воцаряется безмолвіе. Призраки застываютъ въ оцѣпенѣніи. Но замираютъ отголоски послѣдняго удара, — и легкій смѣхъ напутствуетъ ихъ; и снова гремитъ музыка, привидѣнія оживаютъ и рѣютъ туда и сюда, озаренные пламенемъ костровъ, льющихъ потоки свѣта сквозь разноцвѣтныя стекла. Но въ самую западную изъ семи залъ никто изъ ряженыхъ не смѣетъ войти, потому что ночь надвигается, и багровый свѣтъ льется сквозь кровавокрасныя окна на зловѣщія траурныя стѣны и глухой голосъ часовъ слишкомъ торжественно отдается въ ушахъ того, кто ступаетъ по черному ковру залы.
венно мелодичный, но такой странный и могучий, что музыканты в оркестре мгновенно останавливались, танцоры прекращали танец, смущение овладевало веселой компанией, и пока раздавался бой, самые беспечные бледнели, а старейшие и благоразумнейшие проводили рукой по лбу, точно отгоняя смутную мысль или грезу. Но бой замолкал и веселье снова охватывало компанию. Музыканты переглядывались с улыбкой над своей нелепой нервностью, шепотом обещали друг другу, что следующий бой не произведет на них такого впечатления. И снова, по прошествии шестидесяти минут (что составляет три тысячи шестьсот секунд быстролетного времени) раздавался бой часов, и снова смущение, дрожь и задумчивость овладевали собранием.
При всём том праздник был веселый и великолепный. Вкусы герцога отличались оригинальностью. Он был тонким знатоком красок и эффектов. Но он презирал рутинные decora. Его проекты были смелы и дерзки, его концепции отличались варварским великолепием. Иные сочли бы его сумасшедшим, но его приближенные чувствовали, что это не так. Необходимо было видеть, слышать и знать его лично, чтобы быть уверену в этом.
Он сам распоряжался убранством семи зал для этого грандиозного fete; по его же указаниям были сшиты костюмы. Понятно, что они отличались причудливостью. Много тут было блеска, пышности, оригинального и фантастического, — что впоследствии можно было видеть в «Эрнани». Были причудливые фигуры, вроде арабесок, с нелепо вывороченными членами и придатками. Были безумные фантастические привидения, подобные грезам сумасшедшего. Было много прекрасного, много щегольского, много bizarre, было кое-что страшное и немало отвратительного. Толпы привидений сновали по залам, мелькали и корчились, меняя оттенок, смотря по зале, и дикая музыка оркестра казалась эхом их шагов. Время от времени раздается бой часов в бархатной зале и на мгновение всё стихает и воцаряется безмолвие. Призраки застывают в оцепенении. Но замирают отголоски последнего удара, — и легкий смех напутствует их; и снова гремит музыка, привидения оживают и реют туда и сюда, озаренные пламенем костров, льющих потоки света сквозь разноцветные стекла. Но в самую западную из семи зал никто из ряженых не смеет войти, потому что ночь надвигается, и багровый свет льется сквозь кроваво-красные окна на зловещие траурные стены и глухой голос часов слишком торжественно отдается в ушах того, кто ступает по черному ковру залы.
