хонько покачивался изъ стороны въ сторону. Окинувъ его бѣглымъ взглядомъ, я продолжалъ разсказъ сэра Ланчелота:
«Избѣжавъ свирѣпости дракона, витязь хотѣлъ овладѣть щитомъ и разрушить чары, отяготѣвшія надъ нимъ, для чего отбросилъ трупъ чудовища въ сторону и смѣло пошелъ по серебряной мостовой къ стѣнѣ, на которой висѣть щитъ; однако, послѣдній не дождался его приближенія, а упалъ и покатился къ ногамъ Этельреда съ громкимъ и страшнымъ звономъ».
Не успѣлъ я выговорить эти слова, какъ раздался отдаленный, но тѣмъ не менѣе ясный, звонкій, металлическій звукъ, — точно и впрямь въ эту самую минуту мѣдный щитъ грохнулся на серебряную мостовую. Потерявъ всякое самообладаніе, я вскочилъ, но Эшеръ сидѣлъ по прежнему, мѣрно раскачиваясь на стулѣ. Я бросился къ нему. Онъ точно закоченѣлъ, неподвижно уставившись въ пространство. Но когда я дотронулся до его плеча, сильная дрожь пробѣжала по его тѣлу, жалобная улыбка появилась на губахъ и онъ забормоталъ тихимъ, торопливымъ, дрожащимъ голосомъ, повидимому, не замѣчая моего присутствія. Я наклонился къ нему, и разобралъ, наконецъ, его безумную рѣчь.
— Не слышу?.. да, я слышу… я слышалъ. Долго… долго… долго… много минутъ, много часовъ, много дней слышатъ я это — но не смѣлъ, — о, горе мнѣ, несчастному!.. не смѣлъ… не смѣлъ сказать! Мы похоронили ее живою! Не говорилъ-ли я, что мои чувства изощрены? Теперь говорю вамъ, что я слышалъ ея первыя слабыя движенія въ гробу. Я слышатъ ихъ… много, много дней тому назадъ… но не смѣлъ… не смѣлъ сказать. А теперь… сейчасъ… Этельредъ… ха, ха!.. трескъ двери въ пріютѣ отшельника, предсмертный крикъ дракона, звонъ щита!.. скажите лучше, — трескъ гроба, визгъ желѣзной двери, и ея судорожная борьба въ мѣдной аркѣ корридора. О, куда мнѣ бѣжать? Развѣ она не явится сейчасъ? Развѣ она не спѣшитъ сюда укорять меня за мою поспѣшность? Развѣ я не слышу ея шаговъ на лѣстницѣ? Не различаю тяжелыхъ и страшныхъ біеній ея сердца? Безумецъ! — Тутъ онъ вскочилъ въ бѣшенствѣ, и крикнулъ такимъ ужаснымъ голосомъ, какъ будто бы душа его улетала вмѣстѣ съ этимъ крикомъ: — Безумецъ! говорю вамъ, что она стоитъ теперь за дверями!
И какъ будто нечеловѣческая энергія этихъ словъ имѣла силу заклинанія, — высокая старинная дверь медленно распахнула свои тяжкія, черныя челюсти. Это могло быть дѣйствіемъ порыва вѣтра, — но въ дверяхъ стояла высокая, одѣтая саваномъ фигура леди Магдалины Эшеръ. Ея бѣлая одежда была залита кровью, изможденное тѣло обнаруживало признаки отчаянной борьбы. Съ
