поводъ къ такимъ преувеличеннымъ толкамъ, къ такому, смѣю выразиться, стихійному возбужденію толпы.
Для пробужденія мистера Вальдемара я прибѣгнулъ къ обыкновеннымъ пассамъ. Сначала они оставались недѣйствительными. Первымъ признакомъ оживленія было опусканіе радужной оболочки. Замѣчу, что это пониженіе зрачка сопровождалось обильнымъ выдѣленіемъ отвратительнаго зловоннаго гноя (изъ подъ вѣкъ).
Мнѣ посовѣтовали испытать силу месмерическаго вліянія надъ рукой паціента, какъ я дѣлалъ раньше. Однако, попытка не удалась. Тогда докторъ Ф. попросилъ меня предложить паціенту вопросъ. Я послушался и спросилъ:
— Мистеръ Вальдемаръ, какъ вы себя чувствуете? не нужно-ли вамъ чего?
На мгновеніе чахоточныя пятна снова выступили на щекахъ, языкъ дрогнулъ и высунулся изо рта (хотя челюсти и губы оставались по прежнему неподвижными) и тотъ же ужасный голосъ прохрипѣлъ:
— Ради Бога!.., скорѣе!.. скорѣе!.. усыпите меня… или… скорѣе!.. разбудите!.. скорѣе!.. говорю вамъ, что я умеръ!
Потрясенный, я не зналъ, что дѣлать. Въ первую минуту хотѣлъ снова усыпить его, но, потерпѣвъ неудачу, принялся снова будить. Это удалось — по крайней мѣрѣ, я сейчасъ увидѣлъ, что успѣхъ будетъ полный, и увѣренъ, что всѣ присутствующіе съ минуты на минуту ожидали пробужденія.
Но могла-ли хоть одна живая душа предвидѣть то, что случилось?
Пока я торопливо производилъ пассы, а восклицанія «умеръ! умеръ!» буквально срывались съ языка страдальца, — все его тѣло, на моихъ глазахъ, въ какую-нибудь минуту съежилось — расползлось, — буквально истлѣло подъ моими руками. На постели, передъ глазами всѣхъ присутствующихъ, оказалась отвратительная, полужидкая, гнойная масса.
| Qui n'a plus qu'un moment à vivre N'a plus rien à dissimuler. |
| Quinault — Atys. |
О моей родинѣ и семьѣ не стоитъ распространяться. Людская несправедливость и круговоротъ времени принудили меня разстаться съ первой и прекратить сношенія со второй. Наслѣдственное состояніе дало мнѣ возможность получитъ исключительное образо-
