ные въ кучу остатки нашего племени раздѣлить на нѣсколько десятковъ независимыхъ народовъ, давъ каждому изъ нихъ въ наймы на короткіе сроки по куску гранита, для устройства мгновенныхъ отечествъ. Мы удобно могли видѣть все, что происходило на ближайшихъ вершинахъ, въ новыхъ обществахъ, созданныхъ этою жестокою игрою: мы видѣли людей слабыхъ и людей дерзкихъ; людей искусно ползущихъ вверхъ на четверенькахъ, и людей прямыхъ, неловкихъ, стремглавъ катящихся въ бездны; людей трудящихся вотще, людей беззаботно пользующихся чужимъ трудомъ, людей гордыхъ, людей злыхъ, людей несчастныхъ и людей истребляющихъ другихъ людей. Мы видѣли все это собственными глазами; и какъ теперь людей не стало, то можемъ засвидѣтельствовать, что они были людьми до послѣдней минуты своего существованія.
Гора, на которой находился я съ Саяною, была высочайшая и самая неприступная во всемъ Сасахаарскомъ хребтѣ. Кромѣ птицъ и нѣсколькихъ заблудившихся животныхъ, только мы вдвоемъ, и то случайно, остались ея жителями, когда она превратилась въ островъ. Одиночество не столько было намъ страшно, сколько обезпокоивалъ насъ совершенный недостатокъ пищи. Первыя мученія голода утолили мы листьями мелкаго кустарника, росшаго въ одной трещинѣ, и опять были довольны собою, довольны другъ другомъ,—даже почти довольны нашею судьбою. Надежда, послѣдними своими лучами, еще разъ озарила наши сердца. Въ дарованномъ намъ темномъ
ные в кучу остатки нашего племени разделить на несколько десятков независимых народов, дав каждому из них внаймы на короткие сроки по куску гранита для устройства мгновенных отечеств. Мы удобно могли видеть все, что происходило на ближайших вершинах, в новых обществах, созданных этою жестокою игрою: мы видели людей слабых и людей дерзких; людей, искусно ползущих вверх на четвереньках, и людей прямых, неловких, стремглав катящихся в бездны; людей, трудящихся вотще, людей, беззаботно пользующихся чужим трудом, людей гордых, людей злых, людей несчастных и людей, истребляющих других людей. Мы видели все это собственными глазами; и как теперь людей не стало, то можем засвидетельствовать, что они были людьми до последней минуты своего существования.
Гора, на которой находился я с Саяною, была высочайшая и самая неприступная во всем Сасахаарском хребте. Кроме птиц и нескольких заблудившихся животных, только мы вдвоем, и то случайно, остались ее жителями, когда она превратилась в остров. Одиночество не столько было нам страшно, сколько обеспокаивал нас совершенный недостаток пищи. Первые мучения голода утолили мы листьями мелкого кустарника, росшего в одной трещине, и опять были довольны собою, довольны друг другом — даже почти довольны нашею судьбою. Надежда последними своими лучами еще раз озарила наши сердца. В дарованном нам темном
