вающаго всѣ переправы, покрывающаго всѣ дороги и сухія мѣста частыми, непроницаемыми толпами?… Я скакалъ взадъ, впередъ и поперегъ, бросался на удачу въ различныя стороны, спрашивалъ, заглядывалъ, подстерегалъ: нигдѣ ни слѣда ихъ!… Какъ-будто нырнули въ воду! Я хотѣлъ воротиться къ брату, и его не отъискалъ. Пожираемый жгучею грустью, изнемогающій подъ бременемъ унынія, безчестія, стыда, усталый, почти мертвый, наконецъ потерялъ я всю надежду, и рѣшился спокойно ѣхать вмѣстѣ съ прочими въ горы. Тамъ судьба, счастливымъ случаемъ, скорѣе можетъ поблагопріятствовать моему мщенію, чѣмъ здѣсь нарочные поиски.
Въ четвертомъ часу по-полудни прибыли мы къ одной переправѣ, образованной широко развалившимся ручьемъ. Бредущіе въ немъ пѣшеходцы разступились, чтобъ пропустить меня: одинъ лишь крошечный, горбатый человѣчикъ, стоявшій по колѣни въ водѣ, и который, казалось, весь дрожалъ со страху при видѣ брода не по его росту, не примѣчалъ нашего натиска, и, не смотря на нашъ крикъ, никакъ не хотѣлъ посторониться. Мой мамонтъ мчался быстро, и мы уже думали, что онъ затопчетъ его въ грязи, какъ вдругъ великодушный гигантъ животнаго царства, чтобъ очистить себѣ дорогу безъ угнетенія пѣшеходцевъ, схватилъ его на бѣгу концомъ исполинскаго своего хобота, поднялъ вверхъ выше головы и понесъ черезъ воду, какъ снопъ соломы, воткнутый на длинныя вилы. Горбатый человѣчикъ визжалъ, вертѣлся, махалъ ногами и руками, не постигая,
вающего все переправы, покрывающего все дороги и сухие места частыми, непроницаемыми толпами?.. Я скакал взад, вперед и поперек, бросался наудачу в различные стороны, спрашивал, заглядывал, подстерегал: нигде ни следа их!.. Как будто нырнули в воду! Я хотел воротиться к брату — и его не отыскал. Пожираемый жгучею грустью, изнемогающий под бременем уныния, бесчестия, стыда, усталый, почти мертвый, наконец, потерял я всю надежду и решился спокойно ехать вместе с прочими в горы. Там судьба счастливым случаем скорее может поблагоприятствовать моему мщению, чем здесь нарочные поиски.
В четвертом часу пополудни прибыли мы к одной переправе, образованной широко развалившимся ручьем. Бредущие в нем пешеходы расступились, чтоб пропустить меня: один лишь крошечный, горбатый человечек, стоявший по колени в воде и который, казалось, весь дрожал со страху при виде брода не по его росту, не примечал нашего натиска и, несмотря на наш крик, никак не хотел посторониться. Мой мамонт мчался быстро, и мы уже думали, что он затопчет его в грязи, как вдруг великодушный гигант животного царства, чтоб очистить себе дорогу без угнетения пешеходов, схватил его на бегу концом исполинского своего хобота, поднял вверх выше головы и понес через воду, как сноп соломы, воткнутый на длинные вилы. Горбатый человечек визжал, вертелся, махал ногами и руками, не постигая,
