Итакъ я вышелъ изъ шалаша; но, уходя, бросилъ на Саяну страшный взглядъ, отъ котораго она содрогнулась. Я взобрался на мамонта, въ совершенномъ разстройствѣ духа, и, приказавъ людямъ дожидаться моего возвращенія, съ двумя невольниками отправился искать матушку.
Ея уже не было въ указанномъ мѣстѣ. Я объѣхалъ всѣ окрестности, разспросилъ повсюду, и нигдѣ не доискался слѣда ея. Эта неудача огорчила меня еще болѣе. Около полудня воротился я въ рощу, которая уже была оставлена всѣми и отчасти потоплена водою. Братъ и слуги находились въ жестокомъ безпокойствѣ. Я разсѣянно подалъ знакъ къ отъѣзду, спрашивая, гдѣ Саяна. Мнѣ отвѣчали хладнокровно, что она ушла въ рощу, и не возвращалась.
— Какъ?… Саяна ушла?… Она не возвращалась?…
И холодный потъ выступилъ у меня на посинѣвшемъ челѣ, на дрожащихъ рукахъ.
— Она не возвращалась!… Моя бѣдная, моя дражайшая Саяна!…
Первая мысль моя была о томъ, что она утонула. Я хотѣлъ бѣжать искать ее по всей рощѣ, но служанка, безмолвно протянувъ руку, отдала мнѣ записку на свернутомъ лоскуткѣ папируса. Я раскрылъ ее.... О горе!… тамъ были начертаны, женскимъ почеркомъ и даже безъ правописанія, только два слѣдующіе іероглифа:
Итак, я вышел из шалаша, но уходя, бросил на Саяну страшный взгляд, от которого она содрогнулась. Я взобрался на мамонта в совершенном расстройстве духа и, приказав людям дожидаться моего возвращения, с двумя невольниками отправился искать матушку.
Ее уже не было в указанном месте. Я объехал все окрестности, расспросил повсюду и нигде не доискался следа ее. Эта неудача огорчила меня еще более. Около полудня воротился я в рощу, которая уже была оставлена всеми и отчасти потоплена водою. Брат и слуги находились в жестоком беспокойстве. Я рассеянно подал знак к отъезду, спрашивая, где Саяна. Мне отвечали хладнокровно, что она ушла в рощу и не возвращалась.
— Как?.. Саяна ушла?.. Она не возвращалась?..
И холодный пот выступил у меня на посиневшем челе, на дрожащих руках.
— Она не возвращалась!.. Моя бедная, моя дражайшая Саяна!..
Первая мысль моя была о том, что она утонула. Я хотел бежать искать ее по всей роще, но служанка, безмолвно протянув руку, отдала мне записку на свернутом лоскутке папируса. Я раскрыл ее… О горе!.. там были начертаны женским почерком и даже без правописания только два следующие иероглифа:
