передвигались дикія шайки грабителей, обагренныхъ кровію и, передъ лицомъ опасности, увлекающей всю природу въ пропасть гибели, еще съ жадностью уносящихъ въ общую могилу исторгнутое у своихъ согражданъ имѣніе.
Спустя четверть часа, солнце совершенно скрылось за ядромъ кометы, которая явилась нашимъ взорамъ черною, какъ смоль, и въ такомъ близкомъ разстояніи отъ земли, что можно было видѣть на ней ямы, возвышенія и другія неровности. Въ воздухѣ распространился почти ночной мракъ, и мы ощутили примѣтный холодъ. Женщины начали рыдать; мужчины еще обнаруживали нѣкоторую бодрость духа, и даже старались любезничать съ ними, хотя многіе натянутыми улыбками глотали слезы, невольно сталкиваемыя съ рѣсницъ скрытнымъ отчаяніемъ. Мнѣ удалось проникнуть до Саяны. Она раздѣляла общее уныніе, и сверхъ того сердилась на меня. Я взялъ ея руку; она вырвала ее, и не хотѣла говорить со мною. Я упалъ на колѣни, молилъ прощенія, клялся въ своей безпредѣльной любви, клялся въ преданности, въ послушаніи.... Ничто не могло смягчить ея гнѣва. Она даже произнесла ужасное въ супружествѣ слово—мщеніе!… Холодная дрожь пробѣжала по моимъ членамъ, ибо я зналъ, чѣмъ у насъ (передъ потопомъ[1]) женщины мстили своимъ мужьямъ и любовникамъ. Эта угроза взбѣсила меня до крайности. Мы поссорились, и я, смущенный, блѣдный,
- ↑ Поясненіе доктора Шпурцманна.
передвигались дикие шайки грабителей, обагренных кровью и, перед лицом опасности, увлекающей всю природу в пропасть гибели, еще с жадностью уносящих в общую могилу исторгнутое у своих сограждан имение.
Спустя четверть часа солнце совершенно скрылось за ядром кометы, которая явилась нашим взорам черною, как смоль, и в таком близком расстоянии от Земли, что можно было видеть на ней ямы, возвышения и другие неровности. В воздухе распространился почти ночной мрак, и мы ощутили приметный холод. Женщины начали рыдать; мужчины еще обнаруживали некоторую бодрость духа и даже старались любезничать с ними, хотя многие натянутыми улыбками глотали слезы, невольно сталкиваемые с ресниц скрытным отчаянием. Мне удалось проникнуть до Саяны. Она разделяла общее уныние и, сверх того, сердилась на меня. Я взял ее руку; она вырвала ее и не хотела говорить со мною. Я упал на колени, молил прощения, клялся в своей беспредельной любви, клялся в преданности, в послушании… Ничто не могло смягчить ее гнева. Она даже произнесла ужасное в супружестве слово — мщение!.. Холодная дрожь пробежала по моим членам, ибо я знал, чем у нас (перед потопом[1]) женщины мстили своим мужьям и любовникам. Эта угроза взбесила меня до крайности. Мы поссорились, и я, смущенный, бледный,
- ↑ Пояснение доктора Шпурцманна.
