своей теоріи, и скрылся, не дослушавъ конца донесенія.
Въ печальномъ безмолвіи ожидали мы развязки возникающей бури. Поминутно доходили до насъ извѣстія, что народъ болѣе и болѣе предается неистовству, грабитъ жилища знатнѣйшихъ лицъ, и убиваетъ на улицахъ всякаго, кого лишь кто-нибудь назоветъ астрономомъ. Скоро и великолѣпная набережная Лены, гдѣ лежалъ мой домъ, начала наполняться сволочью. Мы съ ужасомъ вглядывались въ свирѣпыя толпы, блуждающія во мракѣ, и оглашавшія своимъ воемъ портики безчисленныхъ зданій, какъ вдругъ градъ камней посыпался въ мои окна. Гости попрятались за стѣною и за колоннами: Саяна въ слезахъ бросилась ко мнѣ на шею; теща упала въ обморокъ; дядя закричалъ, что ему ушибли ногу; суматоха сдѣлалась неимовѣрною. Услышавъ, что буйный народъ считаетъ бальное освѣщеніе моего дома оскорбленіемъ общественной печали, я тотчасъ приказалъ гасить лампы и запирать ставни. Мы остались почти въ потьмахъ, но тѣмъ не менѣе принимали всѣ возможныя мѣры къ защитѣ, въ случаѣ нападенія. Видъ шумной толпы служителей, лошадей, слоновъ и мамонтовъ, собранныхъ на моемъ дворѣ и принадлежавшихъ пирующимъ у меня вельможамъ, удержалъ мятежниковъ отъ дальнѣйшихъ покушеній. Спустя нѣкоторое время окрестности моего дома нѣсколько очистились, но въ другихъ частяхъ города безпорядки продолжались попрежнему.
День уже брежжился. Не смѣя въ подобныхъ об-
своей теории и скрылся, не дослушав конца донесения.
В печальном безмолвии ожидали мы развязки возникающей бури. Поминутно доходили до нас известия, что народ более и более предается неистовству, грабит жилища знатнейших лиц и убивает на улицах всякого, кого лишь кто-нибудь назовет астрономом. Скоро и великолепная набережная Лены, где лежал мой дом, начала наполняться сволочью. Мы с ужасом вглядывались в свирепые толпы, блуждающие во мраке и оглашавшие своим воем портики бесчисленных зданий, как вдруг град камней посыпался в мои окна. Гости попрятались за стеною и за колоннами, Саяна в слезах бросилась ко мне на шею, теща упала в обморок, дядя закричал, что ему ушибли ногу, — суматоха сделалась неимоверною. Услышав, что буйный народ считает бальное освещение моего дома оскорблением общественной печали, я тотчас приказал гасить лампы и запирать ставни. Мы остались почти впотьмах, но тем не менее принимали все возможные меры к защите в случае нападения. Вид шумной толпы служителей, лошадей, слонов и мамонтов, собранных на моем дворе и принадлежавших пирующим у меня вельможам, удержал мятежников от дальнейших покушений. Спустя некоторое время окрестности моего дома несколько очистились, но в других частях города беспорядки продолжались по-прежнему.
День уже брезжился. Не смея в подобных об-
