ствовалъ себя превыше человѣка. Я обладалъ ею!… она теперь принадлежала мнѣ одному!… Ничто не могло сравниться съ моимъ блаженствомъ.
Однако жъ и этотъ вечеръ, вечеръ счастія и восторга, не прошелъ для меня безъ нѣкоторыхъ непріятныхъ впечатлѣній. Саяна, сіяющая красотою и любовію, почти не оставляла моей руки: она часто пожимала ее съ чувствомъ, и всякое пожатіе отражалось въ моемъ сердцѣ небесною сладостью. Но въ глазахъ ея, въ ея улыбкѣ, по-временамъ примѣчалъ я тоску, досаду: она, очевидно, была опечалена тѣмъ, что брачный обрядъ положилъ преграду между ею и ея безчисленными обожателями; что для одного мужчины отказалась она добровольно отъ владычества надъ тысячею раболѣпныхъ прислужниковъ. Эта мысль приводила меня въ бѣшенство. Изъ приличія, старался я быть веселымъ и любезнымъ, даже съ прежними моими соперниками; но украдкою жалилъ острыми, ревнивыми взглядами вертѣвшихся около насъ франтовъ, и, въ лучи моихъ зѣницъ, желалъ бы пролить ядъ птеродактила, чтобъ въ одно мгновеніе ока поразить смертью всѣхъ враговъ моего спокойствія, чтобъ истребить весь мужской родъ, и одному остаться мужчиною на свѣтѣ, въ которомъ живетъ Саяна....
Ночь была ясна и тиха. Послѣ ужина, многіе изъ гостей вышли на террасу подышать свѣжимъ воздухомъ. Шимшикъ, забытый всѣми въ покояхъ, выскочилъ изъ угла, и стремглавъ побѣжалъ за ними. Саяна предложила мнѣ послѣдовать за нимъ, чтобъ позабавиться его разсужденіями. Наши взо-
ствовал себя превыше человека. Я обладал ею!.. она теперь принадлежала мне одному!.. Ничто не могло сравниться с моим блаженством.
Однако ж и этот вечер, вечер счастья и восторга, не прошел для меня без некоторых неприятных впечатлений. Саяна, сияющая красотою и любовью, почти не оставляла моей руки: она часто пожимала ее с чувством и всякое пожатие отражалось в моем сердце небесною сладостью. Но в глазах ее, в ее улыбке по-временам примечал я тоску, досаду: она, очевидно, была опечалена тем, что брачный обряд положил преграду между ею и ее бесчисленными обожателями, что для одного мужчины отказалась она добровольно от владычества над тысячею раболепных прислужников. Эта мысль приводила меня в бешенство. Из приличия старался я быть веселым и любезным даже с прежними моими соперниками, но украдкою жалил острыми ревнивыми взглядами вертевшихся около нас франтов и в лучи моих зениц желал бы пролить яд птеродактиля, чтоб в одно мгновение ока поразить смертью всех врагов моего спокойствия, чтоб истребить весь мужской род и одному остаться мужчиною на свете, в котором живет Саяна…
Ночь была ясна и тиха. После ужина многие из гостей вышли на террасу подышать свежим воздухом. Шимшик, забытый всеми в покоях, выскочил из угла и стремглав побежал за ними. Саяна предложила мне последовать за ним, чтоб позабавиться его рассуждениями. Наши взо-
