(что̀ нынѣ Киргизская Степь) нашъ флотъ сражался со славою противъ соединенныхъ силъ Пшармахіи и Гарры. Нашъ царь, Мархусахаабъ, лично предводительствовалъ войсками противъ чернаго властелина, и прибывшій наканунѣ гонецъ привезъ радостное извѣстіе объ одержанной нами незабвенной побѣдѣ.
«Я тоже гулялъ по набережной, но на меня не только комета и побѣда, но даже и величественная игра лучей солнца, не производили впечатлѣнія. Я былъ разсѣянъ и грустенъ. За часъ передъ тѣмъ я былъ у моей Саяны, прелестнѣйшей изъ женщинъ, жившихъ когда-либо на земномъ шарѣ,—у Саяны, съ которою долженствовалъ я скоро соединиться неразрывными узами брака и семейнаго счастія,—и разстался съ нею съ сердцемъ, отравленнымъ подозрѣніями и ревностью. Я былъ ревнивъ до крайности; она была до крайности вѣтрена. Нѣсколько уже разъ случалось мнѣ быть въ размолвкѣ съ нею и всегда оставаться виноватымъ; но теперь я имѣлъ ясное доказательство ея измѣны. Теперь я самъ видѣлъ, какъ она пожала руку молодому (предпотопному) франту, Саабарабу. — Возможно ли, думалъ я, чтобъ столько коварства, вѣроломства, таилось въ юной и неопытной дѣвушкѣ, и еще подъ такою обворожительною оболочкою красоты, невинности, нѣжности?… Она такъ недавно клялась мнѣ, что кромѣ меня никого въ свѣтѣ любить не можетъ; что безъ меня скучаетъ, чувствуетъ себя несчастною; что мое присутствіе для нея благополучіе, мое прикосновеніе—жизнь!… Но, можетъ-статься, я ошиба-
(что ныне Киргизская степь) наш флот сражался со славою против соединенных сил Пшармахии и Гарры. Наш царь Мархусахааб лично предводительствовал войсками против черного властелина, и прибывший накануне гонец привез радостное известие об одержанной нами незабвенной победе.
Я тоже гулял по набережной, но на меня не только комета и победа, но даже и величественная игра лучей солнца не производили впечатления. Я был рассеян и грустен. За час перед тем я был у моей Саяны, прелестнейшей из женщин, живших когда-либо на земном шаре, — у Саяны, с которою долженствовал я скоро соединиться неразрывными узами брака и семейного счастья, — и расстался с нею с сердцем, отравленным подозрениями и ревностью. Я был ревнив до крайности; она была до крайности ветрена. Несколько уже раз случалось мне быть в размолвке с нею и всегда оставаться виноватым; но теперь я имел ясное доказательство ее измены. Теперь я сам видел, как она пожала руку молодому (предпотопному) франту, Саабарабу. „Возможно ли, думал я, чтоб столько коварства, вероломства таилось в юной и неопытной девушке, и еще под такою обворожительною оболочкою красоты, невинности, нежности?.. Она так недавно клялась мне, что кроме меня никого в свете любить не может; что без меня скучает, чувствует себя несчастною; что мое присутствие для нее благополучие, мое прикосновение — жизнь!.. Но, может статься, я ошиба-
