| «Воспитаніе — это все. Персикъ былъ когда-то горькимъ миндалемъ; о цвѣтной капустѣ можно сказать, что это капуста, получившая гимназическое образованіе». |
| Изъ календаря Вильсона Мякинной Головы. |
| «Докторъ Бальдуинъ справедливо замѣчаетъ: «Съ какой стати будемъ мы ѣсть поганыши, воображающіе себя трюфелями?» |
| Изъ того же самаго календаря. |
Супруга достопочтеннаго судьи Іорка Дрисколля цѣлыхъ два года наслаждалась счастьемъ, которое доставилъ ей подарокъ деверя. Этотъ подарокъ, въ лицѣ Тома, по временамъ немножко отдавалъ горечью, но всетаки несомнѣнно являлся для нея счастьемъ. Затѣмъ г-жа Дрисколль умерла, а ея супругъ съ бездѣтной своей сестрою, г-жей Праттъ, продолжалъ пользоваться тѣмъ же счастьемъ на прежнемъ основаніи. За Томомъ ухаживали, его ласкали и баловали до того, что онъ самъ чувствовалъ себя довольнымъ или почти довольнымъ. Такъ продолжалось вплоть до достиженія имъ девяѣнадцатилѣтняго возраста, послѣ чего его отправили въ Яльскую коллегію. Тамъ за него хорошо платили и снабжала его солидными карманными деньгами. Другихъ отличій ему тамъ не удалось снискать. Пробывъ въ коллегіи два года, онъ призналъ свое образованіе законченнымъ и вернулся домой, значительно улучшивъ свои манеры. Томъ утратилъ прежнюю назойливую грубость и рѣзвость и сталъ молодымъ человѣкомъ, довольно пріятнымъ къ обращеніи, которое отличалось теперь у него мягкостью и покладливостью. Исподтишка, а иногда даже открыто онъ позволялъ себѣ легонькую иронію, причемъ затрогивалъ иной разъ своего собесѣдника за живое, но дѣлалъ это всегда съ добродушнымъ и какъ бы невполнѣ сознательнымъ видомъ, благодаря которому такое задираніе безнаказанно сходило ему съ рукъ. Онъ остался такимъ же лѣнтяемъ, какъ и прежде, и не обнаруживалъ сколько-нибудь замѣтнаго желанія пріискать себѣ заработокъ. Отсюда заключали, что въ ожиданіи, пока дядюшкѣ Тома угодно будетъ отправиться къ праотцамъ, племянникъ имѣетъ въ виду жить на его счетъ. Томъ привезъ съ собою парочку модныхъ привычекъ, которыхъ передъ тѣмъ у него не было. Одной изъ нихъ онъ предавался совершенно открыто, напиваясь отъ времени до времени до пьяна, а другую, именно страсть къ азартнымъ играмъ, тщательно скрывалъ, зная какъ нельзя лучше, что ему не
