въ страшныхъ мученіяхъ, кричатъ до того, что выпускаютъ изъ легкихъ почти весь воздухъ, а затѣмъ начинаютъ судорожно и безмолвно корежиться и брыкаться въ попыткахъ вдохнуть его въ себя опять. Губы у ребенка синѣютъ, а широко раскрытый ротъ кажется уже окоченѣвшимъ, обнажая крохотный кончивъ зуба, едва виднѣющійся изъ нижней окраины раскраснѣвшихся и распухшихъ десенъ. Ужасающее молчаніе длится до тѣхъ поръ, что постороннему зрителю кажется, будто малюткѣ такъ уже и суждено задохнуться. Нянька поспѣшно подбѣгаетъ къ колыбелькѣ съ кружкой воды, которую и выплескиваетъ ребенку въ лицо. Тогда, словно по мановенію волшебнаго жезла, дыханіе у ребенка возстанавливается. Легкіе его наполняются воздухомъ и онъ немедленно же испускаетъ ревъ, вопль или вой, раздирающій уши слушателя и невольно побуждающій ихъ владѣльца къ произнесенію словъ, которыя плохо согласовались бы съ сіяніемъ святости, еслибъ онъ былъ окруженъ таковымъ. Младенецъ Томъ нещадно царапалъ ногтями всѣхъ, кого могъ ими достать, и колотилъ своей погремушкой каждаго, до кого она досягала. Онъ съ визгомъ требовалъ, чтобъ ему принесли воды напиться, а затѣмъ швырялъ чашку съ водою на полъ и кричалъ, чтобъ ему принесли еще воды. Всѣ капризы и прихоти ребенка безпрекословно выполнялись, какъ бы они ни были неудобны и мучительны для окружающихъ. Ему дозволялось ѣсть все, что угодно, преимущественно же то, что могло причинить желудочное разстройство.
Когда мальчикъ достаточно подросъ, такъ что могъ уже бродить, пошатываясь на ножкахъ, говорить кое-что, коверкая слова, какъ это принято вообще у дѣтей и составить себѣ нѣкоторое понятіе о цѣляхъ, которымъ могутъ служить руки, онъ сдѣлался худшимъ, чѣмъ когда-либо, наказаніемъ Божескимъ для всего дома. Какъ только онъ просыпался, у Роксаны не было ни минуты покоя. Онъ требовалъ себѣ рѣшительно все, на чемъ останавливался его взоръ, просто-на-просто заявляя: «Хосю!» Такому приказанію немедленно слѣдовало повиноваться. Когда ему подавали требуемое, онъ, словно въ бѣшенствѣ, принимался отмахиваться обѣими руками и кричать: «Не хосю, не хосю!» но какъ только предметъ его нежеланія уносили прочь, принимался съ еще большимъ бѣшенствомъ орать: «Хосю, хосю, хосю!» Роксанѣ приходилось тогда бѣжать сломя голову, чтобъ принести капризному молодому баричу желанно-нежеланный предметъ обратно, прежде чѣмъ малютка Томъ успѣетъ утолить свое поползновеніе къ истерикѣ и накричаться по этому поводу до судорогъ.
Особенное предположеніе отдавалъ онъ каминнымъ щипцамъ Оно обусловливалось тѣмъ, что отецъ запретилъ ему къ нимъ.
