— Чѣмъ провинился бѣдный мой малютка, что ему не суждено быть такимъ же счастливымъ, какъ этому господскому дитяти? Мой мальчикъ не сдѣлалъ вѣдь ничего дурного. Господь Богъ былъ добръ къ тебѣ, но отчего Онъ не пожелалъ быть также добръ и къ нему? Тебя вѣдь никто не можетъ продать на плантаціи внизъ по теченію рѣки. Я ненавижу твоего папашу, потому что онъ человѣкъ безсердечный, по крайней мѣрѣ, для нашего брата, негровъ. Я ненавижу его и, кажется, готова была бы его убить! Она немножко помолчала и погрузилась въ глубокія думы, а затѣмъ снова разразилась громкими рыданіями и отошла отъ кроватки, заявляя себѣ самой:
— Да я сейчасъ же убью моего ребенка! Для него нѣтъ другого выхода. Если я его убью, то, по крайней мѣрѣ, никто не продастъ его въ низовія плантаціи! Да, я сдѣлаю это сейчасъ же, безотлагательно! — Бѣдная мама убьетъ своего голубчика, чтобы избавить его отъ мученій.
Она прижала ребенка опять къ своей груди и, осыпая его ласками, продолжала:
— Мамаша сейчасъ же тебя убьетъ, такъ какъ безъ этого нельзя обойтись, но ты не думай, голубчикъ, чтобы она собиралась тебя покинуть. Нѣтъ, нѣтъ, не плачь, мой дорогой! Мамаша пойдетъ съ тобою. Она убьетъ также и себя, такъ что мы умремъ вмѣстѣ! Да, голубчикъ, ты уйдешь отсюда вмѣстѣ съ мамашей! Мы съ тобой оба бросимся въ рѣку и тогда ничто не будетъ ужь насъ больше тревожить. На томъ свѣтѣ не станутъ вѣдь продавать несчастныхъ негровъ на плантаціи въ низовья Миссисипи.
Роксана направилась уже къ дверямъ, продолжая ласкать и убаюкивать своего ребенка, но внезапно остановилась на половинѣ дороги. Вниманіе ея привлекло новое праздничное платье, изъ недорогаго, но замѣчательно пестраго ситца, фантастическій рисунокъ котораго сверкалъ даже при свѣтѣ ночника яркими разноцвѣтными своими красками.
Она задумчиво и съ вожделѣніемъ поглядѣла на это платье.
— Я вѣдь ни разу еще его не надѣвала, — сказала она, — а между тѣмъ оно такое хорошенькое.
Рокси кивнула головой, какъ бы въ знакъ того, что одобряетъ мелькнувшую у нея мысль, и добавила:
— Нѣтъ, я не хочу, чтобъ меня вытащили изъ рѣки въ этой несчастной старой юбченкѣ. Мало ли, сколько народу сбѣжится, вѣдь, смотрѣть на утопленницу!
Положивъ ребенка опять въ колыбельку, Роксана переодѣлась. Поглядѣвъ на себя въ зеркало, она сама изумилась своей красотѣ и признала умѣстнымъ еще болѣе усовершенствовать погребальное свое убранство. Она сняла клѣтчатый носовой платокъ, которымъ го-