лялъ его подраться. Тѣмъ временемъ незнакомецъ отдалъ себя подъ нашу защиту, въ комическомъ видѣ прикидываясь, что приходитъ въ отчаяніе.
Но вотъ онъ принялъ болѣе серьезный тонъ и проговорилъ:
— Прекрасно, джентльмены! Если мы должны драться, ну, значитъ должны, такъ и должны. Но всетаки, нечего вамъ соваться въ бѣду, да еще послѣ на меня же валить всю свою вину и упрекать, что я васъ не предупредилъ. Я болѣе чѣмъ равный вамъ по силамъ, стоитъ только мнѣ начать. Я буду имѣть честь представить вамъ наглядныя тому доказательства, и если послѣ этого мой новый другъ будетъ продолжать стоять на своемъ — я постараюсь удовлетворить его!
Столъ, за которымъ мы сидѣли, былъ футовъ до пяти въ длину; сверхъ того, онъ былъ какъ-то необыкновенно тяжелъ и загроможденъ посудой. Незнакомецъ попросилъ насъ придержать блюда руками на минуту, чтобы они не свалились, — на одномъ изъ нихъ было жаркое внушительнаго вида. Затѣмъ онъ сѣлъ, приподнялъ столъ за одинъ его конецъ и поставилъ двѣ его крайнихъ ножки себѣ на колѣни. Уцѣпившись зубами за край стола, онъ сталъ зубами тащить его книзу и тянулъ до тѣхъ поръ, пока противоположный конецъ не сталъ въ уровень съ этимъ, т. е. съ высокимъ концомъ; вмѣстѣ съ нимъ стали блюда, посуда и все остальное. Онъ объявилъ, что можетъ такъ же точно зубами приподнять боченокъ съ гвоздями. Онъ взялъ обыкновенную стеклянную кружку и выкусилъ изъ нея большой полукруглый кусокъ; затѣмъ обнажилъ передъ нами грудь свою и показалъ цѣлую сѣть порѣзовъ ножомъ и шрамовъ отъ пуль; показалъ намъ еще нѣсколько такихъ шрамовъ и порѣзовъ на рукахъ и на лицѣ и сказалъ, что можетъ смѣло утверждать, что въ тѣлѣ у него засѣло еще столько пуль, что ихъ хватило бы отлить цѣлую свинцовую, свинью. Онъ весь былъ вооруженъ съ головы до ногъ… Въ заключеніе онъ объявилъ, что онъ мистеръ «такой-то» изъ Карибу и насъ объялъ трепетъ, когда мы услыхали такое знаменитое и грозное имя. Я бы, пожалуй, его прямо напечаталъ, но мною овладѣваетъ тревожное сомнѣніе. А ну, какъ онъ пожалуетъ ко мнѣ, да меня и зарѣжетъ?
Окончивъ, незнакомецъ въ послѣдній разъ спросилъ, велика ли еще у Брауна жажда пролить кровь?
Браунъ мигомъ раскинулъ умкомъ и… пригласилъ «врага» отужинать съ нимъ вмѣстѣ.
Если читатель позволитъ, въ слѣдующей главѣ я сгруппирую нѣсколько примѣровъ изъ жизни нашихъ горныхъ деревушекъ и поселковъ встарину, когда тамъ процвѣталъ «десперадоизмъ». Мнѣ довелось какъ разъ быть тамъ въ то время. Читатель можетъ
