съ довольно безцеремоннымъ замѣчаніемъ вродѣ нижеслѣдующаго:
— Какъ поживаешь, Биль, дружище? Радъ, очень радъ съ тобой повидаться, старина. Чего прикажешь, — все того же, «прежняго»?
Это «прежнее», понятно, должно было означать его обычный, прежній напитокъ.
Наибольшей извѣстностью пользовались въ Невадѣ имена, принадлежавшія этимъ долгополымъ героямъ револьвера. Положимъ, ораторы и проповѣдники, губернаторы, капиталисты, и вожди судебной іерархіи также пользовались извѣстностью: но до нѣкоторой степени, конечно. Но ихъ слава казалась и жалкой, и слишкомъ ограниченной въ сравненіи съ громкой извѣстностью такихъ людей, какъ, напримѣръ, Самъ-Браунъ, Джэкъ Вилльямсъ, Билли Муллиганъ, «Фермеръ» Пизъ, «Деньгоцапъ» Майкъ, Джэкъ «Рябой», Джонни «Эльдорадскій», Джэкъ Макъ-Набъ, Джо Макъ-Джи, Джэкъ Харрисъ, Петръ «Шестопалый» и др. Ихъ былъ цѣлый рядъ! Всѣ они были молодцы и жизнь ихъ была всегда у нихъ въ рукахъ. Надо имъ отдать справедливость, что убійства свои они совершали между собою, убивая другъ друга, и лишь изрѣдка обижали мирныхъ гражданъ, потому что считали недостойнымъ себя прибавлять къ своимъ трофеямъ такую дешевую игрушку, какъ убійство человѣка, который не умѣлъ ружья въ рукахъ держать. Они убивали и вызывали другъ друга на бой изъ-за самыхъ пустяковъ и ждали и надѣялись, что и ихъ въ свою очередь убьютъ такимъ же образомъ; у нихъ почти за стыдъ считалось умереть иначе, какъ «въ сапогахъ на ногахъ», какъ они выражались.
Мнѣ, кстати, вспомнился одинъ примѣръ такого презрительнаго отношенія къ такой мелкой дичи, какъ жизнь частнаго гражданина.
Однажды поздно вечеромъ я ужиналъ въ ресторанѣ съ двумя репортерами и съ однимъ маленькимъ типографщикомъ, по имени ну, хоть, Браунъ (не все ли равно, какъ его назвать?). Но вотъ, откуда ни возьмись какой-то незнакомецъ въ долгополомъ сюртукѣ, который не замѣтилъ, что на стулѣ лежала шляпа Брауна и усѣлся на нее. Крошка-Браунъ вскочилъ на ноги и въ одинъ мигъ сдѣлался очень дерзкимъ.
Незнакомецъ улыбнулся, разгладилъ злополучную шляпу и преподнесъ ее Брауну съ многочисленными извиненіями, на почвѣ колкаго сарказма, и просилъ Брауна пощадить его, не предавать смерти. Браунъ скинулъ сюртукъ и вызвалъ дерзкаго на бой, изъ кожи лѣзъ, чтобъ только его оскорбить и пристращать, сомнѣвался въ его храбрости, издѣвался надъ нею; убѣждалъ и даже умо-
