— И вели по этому поводу разговоры?
— Велъ.
— Составили вы себѣ мнѣніе или высказали его?
— Да.
— Читали о немъ газетные отчеты?
— Да.
— Такъ вы намъ не нужны!
Поочереди тѣмъ же порядкомъ были допрошены и устранены: всѣми уважаемый умный священникъ; извѣстный своими благородными стремленіями и своей честностью купецъ; управляющій рудниками горный инженеръ, весьма образованный и пользующійся безупречной репутаціей и, наконецъ, владѣлецъ прекрасно установленной кварцовой мельницы. Каждый изъ допрашиваемыхъ говорилъ, что ни молва людская, ни газетные отчеты не поколебали его воззрѣнія настолько, чтобы клятва подъ присягой заставила его уклониться отъ прежде составленнаго мнѣнія и отъ постановки безпристрастнаго приговора, прямо вытекающаго изъ установленныхъ фактовъ. Но, конечно, на такихъ людей въ этомъ дѣлѣ нельзя было положиться: только невѣжды могли быть настоящими вершителями незапятнаннаго правосудія.
Когда были уже истощены всѣ надлежащіе вопросы, тогда составилась группа присяжныхъ въ двѣнадцать человѣкъ, присяжныхъ, которые присягнули въ томъ, что не слыхали, не читали, не говорили и не высказывали никакого мнѣнія объ убійствѣ, о которомъ знали, даже стада въ «загонѣ», индѣйцы въ степныхъ камышахъ и, наконецъ, чуть ли не камни мостовой! Этотъ судъ присяжныхъ состоялъ изъ двоихъ «разбойниковъ», двоихъ «политиковъ» пивной послѣдняго разряда, троихъ виноторговцевъ, двухъ фермеровъ, которые и читать-то не умѣли, и еще троихъ ословъ-идіотовъ во образѣ человѣка. И въ самомъ дѣлѣ оказалось, что «поджогъ» и «кровосмѣшеніе» въ его понятіяхъ значили одно и то же.
Присяжные постановили приговоръ: «Нѣтъ, не виновенъ!» Можно ли было ожидать отъ нихъ чего-либо другого?
Система суда присяжныхъ налагаетъ запрещеніе на умъ и честность и выдаетъ премію за глупость, за невѣжество и за ложную клятву. Просто позоръ, что мы обязаны продолжать держаться какихъ-то никуда негодныхъ порядковъ только потому, что они были хороши тысячу лѣтъ тому назадъ. Въ наше время, если порядочный человѣкъ, который занимаетъ почетное положеніе въ обществѣ, который и уменъ, и честенъ, клятвенно утверждаетъ, что въ его глазахъ торжественная клятва имѣетъ больше вѣса, нежели уличная молва и болтовня газетныхъ репортеровъ, основанная на пустыхъ слухахъ, развѣ такой человѣкъ не стоитъ
