девять миль, только мистеръ *** вдругъ положилъ руку на мое плечо и крикнулъ:
— О, очнитесь же, очнитесь! Перестаньте бредить. Мы ужь пришли въ Тоуэръ. Я все время говорилъ, говорилъ до онѣмѣнія, до глухоты, до слѣпоты, — и ни разу не получилъ отвѣта. — Посмотрите же на этотъ чудный, осенній ландшафтъ. Посмотрите же, посмотрите. Устремите на него вашъ взоръ! Вы много путешествовали, видѣли много прославленныхъ странъ. Скажите же ваше мнѣніе, честное безпристрастное, какъ вы находите эту мѣстность.
Я тяжело вздохнулъ и пробормоталъ:
|
«Пачка желтыхъ за шесть центовъ, |
Его преподобіе былъ очень серьезенъ, полонъ участія… Онъ долго смотрѣль на меня.
— Маркъ,—сказалъ онъ, наконецъ, — тутъ что-то такое для меня непонятное. Это почти ть же слова, которыя вы говорили раньше, въ нихъ какъ будто нѣтъ ничего особеннаго, а между тьмъ они чуть не разбиваютъ мнѣ сердце, когда вы говорите ихъ. «Рѣжьте, передъ вами»... какъ это вы говорите?
Я началъ сначала и повторилъ всѣ стихи. Лицо моего друга выражало живой интересъ. Онъ сказалъ:
— Что это за плѣнительные звуки! Это почти музыка. Какъ они плавно льются! Я почти выучилъ стихи. Скажите-ка ихъ еще разъ. Тогда я навѣрное запомню ихъ.
Я сказалъ. Мистеръ ***, повторилъ ихъ. Онъ сдѣлалъ одну маленькую ошибку, которую я поправилъ, въ слѣдующіе два раза онъ уже сказалъ вѣрно. Тогда съ моихъ плечъ свалилось огромное бремя. Эта мучительная трескотня отлегла отъ моего мозга и пріятное ощущеніе мира и покоя снизошло на меня. Я чувствовалъ себя такъ легко, что началъ пѣть, и пропѣлъ на возвратномъ пути цѣлые полчаса. Мой освобожденный языкъ опять овладѣлъ благословенною рѣчью и долго сдерживаемыя слова брызнули и полились съ него. Весело и радостно лились они до тѣхъ поръ, пока не высохъ и не изсякъ источникъ.
— Развѣ не по-царски провели мы время, — сказалъ я, обращаясь къ моему другу и пожимая ему руку. — Но теперь я припоминаю, что вы не произнесли ни слова въ теченіе двухъ часовъ. Скажите-ка, скажите, что-нибудь?
Его преподобіе мистеръ *** повелъ на меня помутившимися глазами, глубоко вздохнулъ и сказалъ безъ одушевленія, безъ видимаго сознанія:
