— Молчи, женщина, — сказалъ я хриплымъ шепотомъ, — смотри въ другую сторону, не обращай на меня вниманія! Это ничего, ничего. Со мной это часто бываетъ. Черезъ минуту все пройдетъ. Это отъ излишняго куренія…
Мой побѣжденный лордъ съ дикими отъ ужаса глазами старался доползти до двери. Я едва могъ дышать. Тетка заломила руки и сказала:
— О, я знала, что это такъ будетъ! Я знала, что этимъ кончится. О, умоляю тебя, брось ты эту пагубную привычку, пока еще не поздно. Ты не долженъ, ты не будешь больше глухъ къ моимъ мольбамъ! (Моя барахтающаяся совѣсть выказала внезапные признаки утомленія!) О, обѣщай мнѣ, что ты откажешься разъ навсегда отъ этого рабства табака! (Совѣсть начала сонно раскачиваться — восхительное зрѣлище!) Я прошу тебя, заклинаю тебя! Умоляю тебя! Умъ отказывается служить тебѣ! Въ твоихъ глазахъ безуміе! О, послушайся меня, послушайся, и ты будешь спасенъ! Смотри, я прошу тебя на колѣняхъ! — она опустилась на колѣни. Совѣсть моя опять закачалась, томно опустилась на полъ, бросивъ на меня послѣдній тяжелый, умоляющій взглядъ… — О, обѣщай, или ты погибъ! Обѣщай и будь спасенъ! Обѣщай, обѣщай и живи! — съ долгимъ соннымъ вздохомъ моя покоренная совѣсть закрыла глаза и впала въ глубокій сонъ!
Съ торжествующимъ крикомъ я прыгнулъ мимо тетки и въ одну секунду схватилъ за шиворотъ моего вѣчнаго врага. Послѣ столькихъ лѣтъ ожиданія и тоски онъ былъ мой, наконецъ! Я разорвалъ ее на мелкіе кусочки, раздавилъ кусочки на крошки, бросилъ окровавленный мусоръ въ огонь и съ наслажденіемъ втянулъ ноздрями пріятный запахъ моего жертвоприношенія. Наконецъ-то и навсегда умерла моя совѣсть!
Я былъ свободный человѣкъ! Я обернулся къ своей бѣдной тетѣ, еле живой отъ ужаса, и крикнулъ:
— Отстаньте вы отъ меня съ вашими бѣдными, вашими благотвореніями, вашими исправленіями, вашими проклятыми нравоученіями! Передъ вами человѣкъ, жизненная борьба котораго окончена, душа спокойна, человѣкъ, сердце котораго умерло для печали, умерло для страданій, умерло для раскаянія, человѣкъ безъ совѣсти. Въ радости моей я щажу васъ, хотя могъ бы задушить васъ и никогда не почувствовать угрызеній совѣсти! Бѣгите!
Она бѣжала. Съ этого дня жизнь моя — блаженство, ненарушимое блаженство. Ничѣмъ въ мірѣ нельзя убѣдить меня, что у меня опять когда-нибудь будетъ совѣсть. Я осадилъ всѣ свои прежніе проступки и началъ жизнь новую. Въ первыя двѣ недѣли я убилъ тридцать восемь человѣкъ, всѣхъ за старыя про-
