Опять молчаніе.
— Гдѣ намѣрены вы поселиться? — спросилъ Хигбай.
— Въ Санъ-Франциско.
— Дѣло, я также.
Молчаніе.
— Слишкомъ высоки, слишкомъ много придется все лазить, — слышится изъ устъ Хигбай.
— Что такое?
— Я думалъ о горѣ Рашіонъ, выстроить тамъ наверху домъ.
— Слишкомъ много придется лазить? Да развѣ вы не намѣрены держать лошадей?
— Конечно, буду. Я объ этомъ забылъ.
Молчаніе.
— Какой домъ хотите вы построить?
— Я объ этомъ только-что думалъ. Трехъ-этажный съ мезониномъ.
— Но какой, изъ чего?
— Ну, этого я еще не знаю. Кирпичный, вѣроятно.
— Кирпичный абрисъ.
— Почему? Какая же ваша мысль?
— Коричневый каменный, зеркальныя французскія стекла, билліардная комната близъ столовой — лѣпная работа и живопись, два акра прелестнаго газона — теплицы, чугунную собаку на парадномъ крыльцѣ, сѣрыхъ лошадей, ландо и кучера съ кокардой на шляпѣ!
— Недурно.
Продолжительное молчаніе.
— Когда думаете вы выѣхать въ Европу?
— Объ этомъ я еще не думалъ. А вы когда?
— Весною.
— Чтобы пробыть все лѣто?
— Все лѣто! Я останусь тамъ три года.
— Неужели? Вы это серьезно говорите?
— Конечно.
— Я также поѣду.
— Конечно, поѣдемте.
— Въ какую часть Европы поѣдете вы?
— Повсюду. Во Францію, Англію, Германію, въ Испанію, Италію, Швейцарію, въ Сирію, въ Грецію, въ Палестину, въ Аравію, въ Персію, въ Египетъ, вездѣ и повсюду.
— Я согласенъ.
— Отлично.
— Вотъ будетъ важная поѣздка!
