такое короткое время отучиться отъ давнишней привычки. Ахъ, какой это для меня тяжелый, томительный день!»
Надежда оказывалась, однако, теперь столь же упорной, какъ прежде сомнѣніе. Мать Тома чувствовала себя не въ силахъ примириться съ приговоромъ опыта, придуманнаго ею самою, и рѣшила, что отрицательный результатъ получился только случайно и что поэтому надо повторить испытаніе. Поэтому она еще два раза неожиданно будила мальчика, но результаты получились тѣ же, какъ и при первомъ испытаніи. Наконецъ, она потихоньку вернулась на свою постель и, погрузившись въ грустныя думы, уснула. Засыпая, она твердила шепотомъ:
«Я всетаки не могу отъ него отказаться. Нѣтъ, не могу… ото непремѣнно мой мальчикъ!»
Послѣ того, какъ несчастная мать прекратила свои опыты надъ принцемъ, онъ уснулъ тѣмъ крѣпче, что боль отъ побоевъ постепенно ослабѣвала. Усталость взяла свое, и сонъ принца сталъ глубокимъ и совершенно спокойнымъ. Часъ проходилъ за часомъ, а принцъ продолжалъ спать, какъ мертвый. Лишь спустя четыре или пять часовъ усыпленіе начало какъ будто проходить, и принцъ въ полусонномъ еще состояніи пробормоталъ:
— Сэръ Уильямъ!
Мгновеніе спустя онъ добавилъ:
— Знаешь что, сэръ Уильямъ Гербертъ? Подойди-ка сюда и послушай, какой странный сонъ я тебѣ разскажу… Слышишь ты, сэръ Уильямъ? Представь себѣ, мнѣ снилось, будто я сдѣлался мальчишкой-нищенкой и… Что же никто сюда не идетъ? Эй, вы, гвардейцы! Кликните сюда сэра Уильяма! Какъ, здѣсь нѣтъ даже дежурнаго камеръ-юнкера? Ну, ужь это такое упущеніе, что я положительно не могу себѣ его объяснить!..
— Что съ тобой? — спросилъ послышавшійся возлѣ него шепотъ. — Кого ты зовешь?
— Сэра Уильяма Герберта. А ты кто?
— Я-то? Разумѣется, твоя сестра Аня. Ахъ, Томъ, я совсѣмъ вѣдь позабыла… Ты, бѣдный мальчикъ, теперь сумасшедшій, совсѣмъ сумасшедшій! Лучше было бы мнѣ не просыпаться и умереть… тогда бы я, по крайней мѣрѣ, не знала больше о твоемъ несчастьѣ. Пожалуйста только держи языкъ за зубами, а то и тебя самого и насъ всѣхъ изобьютъ до смерти!
Изумленный принцъ приподнялся было въ постели, но острая боль, которую причинило его тѣлу это усиліе, заставила его придти въ себя. Опустившись опять на полусгнившую солому, онъ со стономъ воскликнулъ:
— Увы, это значитъ былъ не сонъ?
Въ одно мгновенье ока вернулись къ нему горе и отчаяніе,
