Лордъ канцлеръ вошелъ и, преклонивъ колѣна предъ королевскимъ ложемъ, сказалъ:
— Я отдалъ необходимыя распоряженія, чтобъ выполнить повелѣнія вашего величества. Пэры королевства, въ парадныхъ своихъ облаченіяхъ, стоятъ теперь въ палатѣ общинъ передъ рѣшеткой и, утвердивъ приговоръ, постановленный надъ герцогомъ Норфолькомъ, смиренно ожидаютъ тамъ дальнѣйшаго благоусмотрѣнія вашего величества.
Лицо Генриха VIII вспыхнуло свирѣпой радостью, и онъ сказалъ:
— Поднимите меня! Я хочу лично предстать предъ моимъ парламентомъ и собственноручно скрѣпить приговоръ, освобождающій меня отъ…
Голосъ ему измѣнилъ. Румянецъ, которымъ вспыхнули было щеки, смѣнился какой-то землисто-сѣрой блѣдностью. Дежурные камергеры, уложивъ короля на подушки, поспѣшно подали ему подкрѣпляющія лекаретва. Принявъ ихъ, онъ грустно проговорилъ:
— Какъ долго ждалъ я этого сладостнаго часа и, увы, онъ наступаетъ для меня слишомъ поздно! Судьба похитила отъ меня счастье, которое я себѣ сулилъ. Спѣшите же, по крайней мѣрѣ, вы. Не теряйте времени. Пусть хоть другіе выполнятъ то, что не удалось свершить мнѣ. Передаю большую мою печать коммиссіи. Назначь самъ лордовъ, которые должны войти въ ея составъ, и безотлагательно примись вмѣстѣ съ ними за дѣло. Смотри только поторопись. Прежде чѣмъ солнце успѣетъ встать и снова закатиться, принеси мнѣ его голову, чтобы я могъ еще на нее поглядѣть.
— Повелѣніе вашего величества будетъ исполнено. Не благоугодно ли вашему величеству приказать, чтобы печать была возвращена мнѣ, дабы я могъ немедленно же употребить ее въ дѣло.
— Печать? Да вѣдь она должна храниться у тебя!
— Ваше величество изволили взять ее отъ меня сами, два дня тому назадъ, объявивъ, что она не должна быть въ употребленіи до тѣхъ поръ, пока собственная ваша августѣйшая рука не приложитъ ее къ смертному приговору герцога Норфолькскаго.
— Да, я и въ самомъ дѣлѣ ее взялъ. Я теперь это припоминаю… Что же я съ нею сдѣлалъ?.. Право, не упомшо. За послѣдніе дни память мнѣ стала что-то ужь очень измѣнять… Странно, очень странно!
Король принялся бормотать что-то такое, чего нельзя было хорошенько разслышать, покачивая отъ времени до времени потихоньку сѣдой своей головой и, очевидно, стараясь припомнить, что именно онъ сдѣлалъ съ печатью. Подъ конецъ графъ Гертфордъ
