— Хорошо — возразилъ онъ какъ нельзя спокойнѣе, — а что ты скажешь, если я не промолвлю ни слова?
Это меня изумило и я сказалъ:
— Я скажу, что ты врешь. Шутишь, Томъ Соуэръ, и болѣе ничего.
— А вотъ посмотримъ. Шла тѣнь босикомъ?
— Нѣтъ. Да что же изъ этого?
— Ты погоди… Увидишь, что. Была она въ сапогахъ?
— Была. Это я видѣлъ хорошо.
— Ты поклянешься?
— Изволь, поклянусь.
— Я то же. Что же это означаетъ, можешь сообразить?
— Нѣтъ, не могу. Что же такое?
— А то, что мошенники не завладѣли брилліантами!
— Господи, помилуй! Ты-то почему полагаешь?
— Не только полагаю, но знаю навѣрное. Развѣ брюки, очки, бакенбарды и саквояжъ и всякая тамъ принадлежность не вошли въ составъ тѣни? Не перешло ли сюда все, что было на покойникѣ? И если его тѣнь ходитъ теперь въ сапогахъ, то ясно, что сапоги остались тоже на мертвомъ; эти негодяи не сняли ихъ, почему-то. Какое тебѣ нужно еще доказательство?
Нѣтъ, подумайте только! Я не встрѣчалъ еще головы почище той, что была у Тома! У меня тоже были глаза и я могъ видѣть ими то и другое, но значенія этихъ вещей я не бралъ въ толкъ. Но Томъ Соуэръ былъ не таковъ! Если Томъ Соуэръ усматривалъ вещь, она становилась передъ нимъ на заднія лапки и объясняла ему: «Вотъ кто я и что во мнѣ!» Нѣтъ, право, я такой башки не встрѣчалъ.
— Томъ Соуэръ, — сказалъ я, — я повторю то, что говорилъ уже много разъ: я тебѣ и въ подметки не гожусь. Но этому всему такъ и быть надо; все на своемъ мѣстѣ. Господь Всемогущій сотворилъ насъ всѣхъ, но одному далъ глаза слѣпые, а другому зрячіе, и не намъ разбирать, для чего оно такъ. Должно быть, такъ слѣдуетъ; иначе было бы и устроено по другому. А ты продолжай. Я понялъ теперь хорошо, что тѣ подлецы брилліантовъ не унесли; но почему же?
— Потому что бросились бѣжать отъ тѣхъ двухъ людей и не успѣли стащить сапогъ съ убитаго.
— Дѣйствительно! Мнѣ ясно теперь. Но растолкуй же мнѣ, Томъ, почему намъ не пойти и не объявить всего этого?
— О, какой ты, Геккъ Финнъ, неужели не можешь догадаться? Вѣдь завтра же примутся за слѣдствіе. Тѣ двое людей заявятъ, что они услышали крикъ, но прибѣжали на мѣсто уже слишкомъ поздно для того, чтобы спасти человѣка. Судъ начнетъ,
