лаки. Такъ онъ простоялъ нѣсколько мгновеній, чуть не задыхаясь отъ волненія и постоянно глотая слюну, а потомъ освѣдомился подавленнымъ голосомъ:
— Зналъ ли ты, что онъ упразднилъ нашъ монастырь и заставилъ насъ безпріютно скитаться по свѣту?
Отвѣта на этотъ вопросъ не послѣдовало. Старикъ, нагнувшись къ мальчику, всматривался въ спокойное выраженіе его личика и вслушивался въ ровное его дыханіе.
— Онъ спитъ, крѣпко спитъ, — проворчалъ сквозь зубы отшельникъ. Хмурое выраженіе его лица смѣнилось усмѣшкой злобнаго удовольствія. Какъ разъ въ это мгновеніе лицо спавшаго мальчика озарилось улыбкой. Отшельникъ проворчалъ сквозь зубы:
— Прекрасно, онъ чувствуетъ себя теперь счастливымъ, — и отвернулся отъ постели, на которой почивалъ маленькій король, но остался въ той же комнатѣ и принялся на цыпочкахъ бродить по ней, словно что-то разыскивая. По временамъ онъ останавливался и прислушивался, при чемъ внезапно оборачивался и пристально взглядывалъ на постель, не переставая бормотать себѣ подъ носъ. Подъ конецъ онъ нашелъ то, чего такъ долго искалъ, а именно старый заржавѣвшій мясницкій ножъ и брусокъ. Тогда онъ вернулся на цыпочкахъ въ другую комнату, сѣлъ возлѣ печки и принялся потихоньку точить ножъ на брускѣ, продолжая попрежнему ворчать, бормотать и пересыпать свой монологъ невѣроятными восклицаніями. Вѣтеръ завывалъ вокругъ уединенной хижины и таинственные ночные голоса проносились издалека мимо нея. Блестящіе глазки дерзкихъ мышей и крысъ глядѣли на старика изъ многочисленныхъ щелей и отверстій, но онъ продолжалъ заниматься своей работой, всецѣло поглощенный какимъ-то адскимъ восторгомъ и не обращалъ на все это ни малѣйшаго вниманія. Отъ времени до времени онъ проводилъ большимъ пальцемъ по острію ножа и съ довольнымъ видомъ кивалъ головою. «Онъ становится теперь острѣе, значительно острѣе!» говорилъ старикъ самому себѣ.
Время шло, но старикъ не обращалъ на это вниманія и спокойно продолжалъ точить ножъ, погрузившись въ думы, которыя иногда высказывалъ вслухъ: «Его отецъ сдѣлалъ намъ много зла! Онъ уничтожилъ наши монастыри и за это томится теперь, послѣ смерти, въ преисподней, гдѣ огнь вѣчный и скрежетъ зубовъ. Онъ ускользнулъ отъ нашего мщенія здѣсь на землѣ, но такова была воля Божія, — такъ угодно было Господу, и мы не въ правѣ на это сѣтовать. Ему не довелось зато ускользнуть отъ адскаго пламени, отъ всепожирающаго огня, вѣчнаго, безжалостнаго и безпощаднаго!» Онъ не отрывался ни на мгновеніе отъ работы и продолжалъ
