Трое поименованныхъ молодцовъ встали и, сбросивъ съ себя изодранныя куртки, выставили напоказъ свои спины, исполосованныя толстыми, какъ канаты, рубцами, оставшимися отъ ударовъ плетьми. Одинъ изъ нихъ, раздвинувъ волосы, показалъ мѣсто, гдѣ когда-то имѣлось у него лѣвое ухо, у другого выжжена была на плечѣ буква «В» и отрѣзано тоже одно ухо, третій сказалъ:
— Передъ вами Іокель. Я былъ когда-то богатымъ фермеромъ. У меня имѣлась любящая жена и трое маленькихъ дѣтокъ, — здоровыхъ и веселыхъ. Теперь въ моемъ состояніи и родѣ занятій произошла нѣкоторая перемѣна, жены и дѣтей у меня тоже нѣтъ. Быть можетъ, онѣ на небѣ, а не то въ какомъ-либо иномъ мѣстѣ, но, слава Богу, по крайней мѣрѣ, не въ Англіи. Моя добрая честная старуха мать, несмотря на преклонные годы, зарабатывала себѣ кусокъ хлѣба, ухаживая за больными. Одинъ изъ нихъ умеръ, а такъ какъ доктора не знали, отчего именно приключилась у него смерть, то старуху сожгли, въ качествѣ колдуньи. Мои ребятишки глядѣли, какъ она жарилась на кострѣ, и плакали. Ура англійскимъ законамъ! Поднимите вверхъ чарки и выпьемте всѣ разомъ за эти славные, милосердые англійскіе законы, освободившіе ее изъ англійскаго ада! Благодарю васъ, друзья и товарищи! Ферма моя понадобилась подъ пастбище, и мнѣ пришлось съ женой и голодными дѣтьми бродить изъ дому въ домъ, прося милостыню. Голодные считаются въ Англіи преступниками, а потому меня и жену, на законномъ основаніи, обнажили до пояса и пороли плетьми на всѣхъ перекресткахъ въ трехъ провинціальныхъ городахъ. Выпейте же всѣ опять по чаркѣ въ честь сострадательныхъ англійскихъ законовъ, плети которыхъ упились кровью моей Мери и помогли ей вскорѣ освободиться отъ всякихъ земныхъ невзгодъ! Она лежитъ мирно и спокойно на кладбищѣ. Ребятишки тоже теперь пристроены къ мѣсту. Пока законъ таскалъ меня изъ города въ городъ и дралъ плетьми, они всѣ поумирали съ голоду. Выпейте же молодцы хоть капельку въ память бѣдныхъ моихъ ребятъ, которые никогда никому не сдѣлали зла! Я, какъ видите, всетаки не умеръ, но вынужденъ былъ опять просить милостыню. Я просилъ, чтобы мнѣ подали хоть корочку хлѣба, но меня схватили, нещадно отодрали плетьми, привязали къ позорному столбу и отрѣзали мнѣ одно ухо. Отъ него, какъ видите, ничего почти не осталось. Я опять сталъ попрошайничать и въ назиданіе мнѣ, кромѣ всего прочаго, отрѣзали и другое ухо. Я всетаки не унялся, и меня продали въ рабство. Вотъ здѣсь, на щекѣ, если бы я смылъ гримъ, который ее покрываетъ, вы увидѣли бы красное клеймо, выжженное раскаленымъ желѣзомъ. Я невольникъ! Понимаете ли вы это слово? Передъ вами стоитъ здѣсь англичанинъ-невольникъ! Я убѣжалъ отъ моего владѣльца и,