ла и вскорѣ погрузился въ размышленія. Много у него было горестей и печалей, но всѣ онѣ отступали на задній планъ передъ наиболѣе тяжкимъ горемъ, вызваннымъ утратой отца. У всѣхъ другихъ имя Генриха VIII вызывало невольный трепетъ, соединенный съ представленіемъ о грозномъ людоѣдѣ, дышавшемъ, если можно такъ выразиться, смертью и разрушеніемъ. Для этого мальчика, однако, съ именемъ Генриха VIII соединялись только пріятныя ощущенія. Оно вызывало у него лишь представленіе о нѣжной отцовской ласкѣ и любви. Мальчикъ припоминалъ себѣ длинный рядъ сценъ, свидѣтельствовавшихъ о родительской нѣжности къ нему покойнаго короля, и все болѣе останавливался на этихъ сценахъ. Слезы, катившіяся изъ его глазъ, свидѣтельствовали, какъ искренно и глубоко было горе, томившее его сердце. День уже склонялся къ вечеру, когда измученный и утомленный мальчикъ мало-по-малу погрузился въ спокойный, цѣлебный сонъ.
По прошествіи довольно долгаго времени, опредѣлить которое въ точности мальчикъ не могъ, глубокій сонъ смѣнился у него какимъ-то полусознательнымъ состояніемъ. Онъ лежалъ съ закрытыми глазами, не давая себѣ яснаго отчета, гдѣ находится и что именно съ нимъ случилось. Тѣмъ не менѣе вниманіе его привлекъ какой-то невнятный шумъ, вызывавшійся частымъ дождемъ, падавшимъ на крышу. Пріятное ощущеніе комфорта охватило маленькаго короля, но, въ слѣдующее затѣмъ мгновенье, онъ былъ непріятно пробужденъ отъ этого чувства визгливою болтовней и грубымъ смѣхомъ многочисленныхъ голосовъ. Придя совершенно въ сознаніе, мальчикъ сразу же почувствовалъ себя очень скверно и, раздвинувъ солому, закрывавшую ему лицо, принялся разглядывать, откуда именно слышалась эта обезпокоившая его болтовня. Глазамъ его представилось тогда странное и весьма неказистое зрѣлище: на другомъ концѣ сарая, на полу, ярко пылалъ костеръ, вокругъ котораго лежало и сидѣло освѣщенное красными отблесками самое разношерстное общество, состоявшее изъ отбросовъ столичнаго населенія и негодяевъ обоего пола. Маленькому королю никогда не доводилось читать или же слышать о чемъ-нибудь подобномъ. Тамъ были рослые дюжіе люди, загорѣвшіе на солнцѣ и закаленные непогодой, — длинноволосые и одѣтые въ самыя фантастическіе лохмотья. Тутъ же были дерзкіе и грубые на видъ юноши средняго роста и тоже въ лохмотьяхъ, слѣпыя нищенки съ повязками и пластыремъ на глазахъ, калѣки на костыляхъ и деревяшкахъ, больные, покрытые ранами и гнойными болячками, выглядывавшими изъ подъ тряпокъ, которыми онѣ были прикрыты. Тутъ же находились: разносчикъ со своимъ коробомъ, смахивавшій скорѣе на мошенника, чѣмъ на честнаго
