И себя, позабывъ о житейской борьбѣ,
Крѣпче всякихъ цѣпей приковалъ бы къ тебѣ!..[1]
Не особенно было умно хотя бы и то, что Германнъ отправился къ скалѣ. Но еще бо̀льшей ошибкой было то, что онъ запѣлъ такую пѣсню. На этотъ разъ Лорелея уже не «называла его по имени невыразимо сладкимъ шепотомъ». Нѣтъ, эта пѣсня мгновенно и притомъ совершенно «иначе» подѣйствовала на нее, но, кромѣ того, она же послужила къ тому, что вся окрестная область была повержена въ печаль, такъ какъ:
«Едва прозвучали въ воздухѣ эти слова, какъ повсюду послышались звуки и шумъ, какъ бы въ водѣ и надъ водою начали раздаваться голоса. На скалѣ Лей показалось пламя, надъ которымъ появилась волшебница; она, какъ и раньше, ясно и настоятельно манила правою рукою ослѣпленнаго рыцаря, въ то время какъ въ лѣвой рукѣ у нея былъ жезлъ, которымъ она вызывала себѣ на помощь волны. Волны начали плескать къ небу; лодка опрокинулась и всѣ усилія пловцовъ были тщетны; волны поднимались все выше и выше и, ударяясь о твердыя скалы, разбили лодку въ куски. Юноша утонулъ въ пучинѣ, но спутникъ его былъ выкинутъ на берегъ громадной волной».
Въ теченіе многихъ столѣтій о Лорелеѣ разсказывалось много худого, но въ данномъ случаѣ поведеніе ея заслуживаетъ несомнѣнно одобренія. Однимъ уже этимъ она можетъ завоевать симпатію и заставить позабыть всѣ ея преступленія и помнить только одинъ послѣдній хорошій поступокъ, которымъ она увѣнчала и закончила свою карьеру.
«Съ тѣхъ поръ волшебница больше не появлялась, хотя восхитительное пѣніе не рѣдко еще можно было слышать. Въ прекрасныя, свѣжія, тихія весеннія ночи, когда луна освѣщала всю мѣстность своимъ серебристымъ свѣтомъ, внимательные пловцы изъ-за рокота волнъ нерѣдко слышали отзвукъ чарующаго голоса, пѣвшаго пѣсни въ кристальномъ замкѣ, и съ печалью и страхомъ вспоминали о молодомъ графѣ Германнѣ, обольщенномъ нимфою».
А вотъ и пѣсня, обязанная своимъ возникновеніемъ легендѣ и написанная Генрихомъ Гейне:
Бѣда ли, пророчество ль это?
Душа такъ уныла моя,
- ↑ Переводъ съ англійскаго А. А. Коринфскаго.
