Но, увы! Меня постигло ужасное разочарованіе. Если бы эта «знаменитость» пѣла за ширмами, то я подумалъ бы, что ему дѣлаютъ какую-нибудь операцію. Я взглянулъ на своего пріятеля и къ величайшему удивленію увидѣлъ, что онъ просто упоенъ восторгомъ.
Когда занавѣеъ упалъ, онъ принялся ожесточенно апплодировать и вмѣстѣ со всей остальной публикой не переставалъ хлопать до тѣхъ поръ, пока сей злосчастный теноръ въ третій разъ не вышелъ на авансцену, чтобы поблагодарить публику. Когда мой пламенный энтузіастъ отеръ со своего лица потъ, я сказалъ ему:
— Я не хочу никого оскорблять, но скажите пожалуйста, неужели вы думаете, что онъ можетъ еще пѣть?
— Онъ? Нѣтъ! Gott im Himmel aber, но какъ онъ пѣлъ лѣтъ 25 тому назадъ? (затѣмъ, буквально) Ach, нѣтъ, теперь онъ уже не поетъ, а только кричитъ. Воображая, что онъ поетъ, онъ только кричитъ, какъ разсерженная кошка.
Откуда и почему это составилось у насъ о нѣмцахъ мнѣніе, какъ о флегматической и положительной расѣ, право, не знаю? Въ дѣйствительности какъ разъ наоборотъ, нѣмцы пылки, восторженны, вспыльчивы, чувствительны, они легко проливаютъ слезы, но также легко и вызвать у нихъ смѣхъ. По невыдержанности нѣмцы настоящія дѣти, въ сравненіи съ ними мы можемъ считаться образцомъ хладнокровія и степенности. Они готовы каждую минуту обниматься, цѣловаться, кричать, шумѣть, танцовать и пѣть; тамъ, гдѣ мы употребимъ одно уменьшительное или ласкательное слово, нѣмецъ употребитъ цѣлую сотню. Самый языкъ ихъ полонъ ласкательныхъ и уменьшительныхъ, которыя они производятъ отъ каждаго слова, будь то домъ, собака, лошадь, бабушка или другое какое твореніе, одушевленное или неодушевленное.
Въ театрахъ Ганновера, Маннгейма и Гамбурга существуетъ очень разумное обыкновеніе. Какъ только занавѣсъ поднимается, большинство огней въ театрѣ тушится; публика сидитъ въ полуосвѣщенной залѣ, сумракъ которой еще сильнѣе оттѣняетъ яркій свѣтъ на сценѣ. Это сберегаетъ газъ, да и зрители къ тому же не потѣютъ до смерти.
На сценѣ нѣмецкихъ театровъ перемѣна декорацій производится весьма быстро и отчетливо; по крайней мѣрѣ, такъ было, когда я смотрѣлъ «Короля Лира». Если нѣмцамъ требуется замѣнить лѣсъ какимъ-нибудь храмомъ, то вы не увидите, что лѣсъ вдругъ раскалывается пополамъ и съ крикомъ убѣгаетъ, представляя вамъ уничтожающее всякую иллюзію зрѣлище рукъ и пятокъ двигающей его силы — нѣтъ, у нихъ на мгновеніе надаетъ зана-
