привилегіи. Я видѣлъ, какъ на нее украдкой кидали взгляды молодыя дѣвушки; я видѣлъ молодыхъ мужнинъ, долго и пристально разсматривающихъ ее; я видѣлъ дряхлыхъ стариковъ, пришедшихъ въ трогательное восхищеніе отъ ея прелестей. Хотѣлось бы мнѣ описать ее, хоть бы затѣмъ только, чтобы посмотрѣть, какое поднимется негодованіе и какъ станетъ меня обвинять въ сальности и грубости неразмышляющая посредственность. Всѣ какъ нельзя лучше согласны между собою въ томъ, что никакое описаніе соблазнительнаго не имѣетъ и сотой части той силы и наглядности, какъ одинъ взглядъ, брошенный собственными глазами, и всетаки каждый скорѣе согласится допустить, чтобы его сынъ или дочь шли смотрѣть на изображенное Тиціаномъ животное, нежели, чтобы они прочли простое описаніе этой картины. Не ясно ли, что люди вовсе не такъ послѣдовательны, какъ бы имъ слѣдовало быть.
Здѣсь не мало есть другихъ картинъ, тоже изображающихъ нагихъ женщинъ, которыя, я увѣренъ, тѣмъ не менѣе не возбуждаютъ дурныхъ инстинктовъ. Такихъ картинъ я не осуждаю. Я хочу установить только тотъ фактъ, что «Венера» Тиціана совсѣмъ не такого сорта картина. Нѣтъ сомнѣнія, что она писана для какого-нибудь вертепа, куда не была принята, такъ какъ оказалась черезчуръ ужь выразительной. Да и правда, врядъ ли она окажется гдѣ у мѣста, кромѣ развѣ одной галлереи искусствъ. Въ Трибунѣ помѣщаются двѣ «Венеры» кисти Тиціана; лица, видѣвшія ихъ, легко поймутъ, о которой изъ нихъ я говорилъ выше.
Во всякой европейской галлереѣ найдется не мало самыхъ отталкивающихъ картинъ, изображающихъ потоки крови, рѣзню, разлетающіеся мозги, гніеніе — картинъ невыносимаго страданія, всевозможныхъ ужасовъ, написанныхъ съ мельчайшими деталями; подобныя же картины пишутся и въ наше время и выставляются передъ публикой безъ опасенія возбудить этимъ негодованіе: все это позволительно, такъ какъ это произведенія искусства. Но попробовалъ бы писатель подробно описать какую-нибудь изъ этихъ мерзостей, критика съ живого содрала бы съ него кожу! Ну, да что объ этомъ говорить, пусть будетъ такъ, искусство сохранило свои привилегіи, а литература утратила ихъ. Пусть кто хочетъ другой трудится надъ выясненіемъ всѣхъ этихъ «отчего» и «почему», я же не имѣю на это времени.
«Венера» Тиціана оскорбляетъ и унижаетъ Трибуну; фактъ не имѣетъ оправданія, но зато «Моисей», работа того же Тиціана, составляетъ ея славу. Простая искренность этого благороднаго произведенія привлекаетъ сердца посѣтителей и вызываетъ восторгъ какъ ученыхъ, такъ и невѣждъ. Какое восхищеніе чувствуетъ зритель, утомленный легіонами противныхъ, тол-
привилегии. Я видел, как на нее украдкой кидали взгляды молодые девушки; я видел молодых мужнин, долго и пристально рассматривающих ее; я видел дряхлых стариков, пришедших в трогательное восхищение от ее прелестей. Хотелось бы мне описать ее, хоть бы затем только, чтобы посмотреть, какое поднимется негодование и как станет меня обвинять в сальности и грубости неразмышляющая посредственность. Все как нельзя лучше согласны между собою в том, что никакое описание соблазнительного не имеет и сотой части той силы и наглядности, как один взгляд, брошенный собственными глазами, и все-таки каждый скорее согласится допустить, чтобы его сын или дочь шли смотреть на изображенное Тицианом животное, нежели, чтобы они прочли простое описание этой картины. Не ясно ли, что люди вовсе не так последовательны, как бы им следовало быть.
Здесь немало есть других картин, тоже изображающих нагих женщин, которые, я уверен, тем не менее не возбуждают дурных инстинктов. Таких картин я не осуждаю. Я хочу установить только тот факт, что «Венера» Тициана совсем не такого сорта картина. Нет сомнения, что она писана для какого-нибудь вертепа, куда не была принята, так как оказалась чересчур уж выразительной. Да и правда, вряд ли она окажется где у места, кроме разве одной галереи искусств. В Трибуне помещаются две «Венеры» кисти Тициана; лица, видевшие их, легко поймут, о которой из них я говорил выше.
Во всякой европейской галерее найдется немало самых отталкивающих картин, изображающих потоки крови, резню, разлетающиеся мозги, гниение — картин невыносимого страдания, всевозможных ужасов, написанных с мельчайшими деталями; подобные же картины пишутся и в наше время и выставляются перед публикой без опасения возбудить этим негодование: все это позволительно, так как это произведения искусства. Но попробовал бы писатель подробно описать какую-нибудь из этих мерзостей, критика с живого содрала бы с него кожу! Ну, да что об этом говорить, пусть будет так, искусство сохранило свои привилегии, а литература утратила их. Пусть кто хочет другой трудится над выяснением всех этих «отчего» и «почему», я же не имею на это времени.
«Венера» Тициана оскорбляет и унижает Трибуну; факт не имеет оправдания, но зато «Моисей», работа того же Тициана, составляет ее славу. Простая искренность этого благородного произведения привлекает сердца посетителей и вызывает восторг как ученых, так и невежд. Какое восхищение чувствует зритель, утомленный легионами противных, тол-
