кали, на отдаленномъ алтарѣ сверкали свѣчи, а за алтаремъ въ молчаніи двигались въ облаченіяхъ священнослужители. Зрѣлище было торжественное, отгоняющее суетныя мысли и настраивающее душу на молитвенный ладъ. Въ разстояніи ярда или двухъ отъ меня остановилась молодая американка и, устремивъ свои глаза на мягкіе огни далекаго алтаря, молитвенно склонила на мгновеніе голову; затѣмъ выпрямилась, ловко подбросила каблукомъ свой трэнъ и, подобравъ его рукою, бодро зашагала къ выходу.
Мы посѣтили картинныя галлереи и другія обычныя «достопримѣчательности» Милана, не потому, чтобы я хотѣлъ снова описывать ихъ, а затѣмъ, чтобы знать, научился ли я чему-нибудь за двѣнадцать лѣтъ. Позднѣе, съ тою же цѣлью я посѣтилъ большія галлереи Рима и Флоренціи. Оказалось, что кое-чему я за это время научился. Прежде, когда я писалъ о старыхъ мастерахъ, я утверждалъ, что копіи лучше оригиналовъ. Это было громадною ошибкою. Старые мастера попрежнему не нравятся мнѣ, но теперь я нахожу, что они представляютъ поразительный контрастъ съ копіями. По отношенію къ оригиналу копіи то же, что новенькія, но безцвѣтныя и аляповатыя восковыя фигуры по сравненію съ настоящими живыми мужчинами и женщинами, которыхъ они имѣютъ претензію изображать. Въ старинныхъ картинахъ заключается какое-то богатство и мягкость красокъ и тоновъ, что производитъ то же впечатлѣніе на глазъ, какое смягченный отдаленный звукъ производитъ на ухо. Эти-то именно качества, которыхъ недостаетъ въ современныхъ копіяхъ и достигнуть которыхъ наши живописцы не могутъ даже надѣяться, и составляютъ главнѣйшее достоинство старинной живописи. Всѣ артисты, съ которыми мнѣ приходилось говорить, единогласно утверждаютъ, что эти богатство, мягкость и великолѣпіе красокъ въ старинной живописи зависятъ отъ времени. Но тогда зачѣмъ же поклоняться старому мастеру, который ничуть не виноватъ въ этомъ? Почему же не преклоняются тогда передъ старымъ временемъ, которое произвело всѣ эти достоинства? Быть можетъ, старинная живопись, пока время не смягчило красокъ, была не болѣе какъ грубая мазня, рѣжущая глазъ.
Въ разговорѣ съ однимъ художникомъ въ Венеціи я спросилъ, между прочимъ:
— Скажите, пожалуйста, что такое особенное находятъ у старинныхъ мастеровъ? Я былъ въ палаццо Дожей и видѣлъ цѣлыя акры плохого рисунка, весьма скверной перспективы и совсѣмъ невѣрныхъ пропорцій. Собаки у Поля Веронеза совсѣмъ не похожи на собакъ, а лошади — это какіе-то пузыри на четырехъ ногахъ; на одной фигурѣ правая нога у человѣка помѣщена на
кали, на отдаленном алтаре сверкали свечи, а за алтарем в молчании двигались в облачениях священнослужители. Зрелище было торжественное, отгоняющее суетные мысли и настраивающее душу на молитвенный лад. В расстоянии ярда или двух от меня остановилась молодая американка и, устремив свои глаза на мягкие огни далекого алтаря, молитвенно склонила на мгновение голову; затем выпрямилась, ловко подбросила каблуком свой трен и, подобрав его рукою, бодро зашагала к выходу.
Мы посетили картинные галереи и другие обычные «достопримечательности» Милана, не потому, чтобы я хотел снова описывать их, а затем, чтобы знать, научился ли я чему-нибудь за двенадцать лет. Позднее, с тою же целью я посетил большие галереи Рима и Флоренции. Оказалось, что кое-чему я за это время научился. Прежде, когда я писал о старых мастерах, я утверждал, что копии лучше оригиналов. Это было громадною ошибкою. Старые мастера по-прежнему не нравятся мне, но теперь я нахожу, что они представляют поразительный контраст с копиями. По отношению к оригиналу копии то же, что новенькие, но бесцветные и аляповатые восковые фигуры по сравнению с настоящими живыми мужчинами и женщинами, которых они имеют претензию изображать. В старинных картинах заключается какое-то богатство и мягкость красок и тонов, что производит то же впечатление на глаз, какое смягченный отдаленный звук производит на ухо. Эти-то именно качества, которых недостает в современных копиях и достигнуть которых наши живописцы не могут даже надеяться, и составляют главнейшее достоинство старинной живописи. Все артисты, с которыми мне приходилось говорить, единогласно утверждают, что эти богатство, мягкость и великолепие красок в старинной живописи зависят от времени. Но тогда зачем же поклоняться старому мастеру, который ничуть не виноват в этом? Почему же не преклоняются тогда перед старым временем, которое произвело все эти достоинства? Быть может, старинная живопись, пока время не смягчило красок, была не более как грубая мазня, режущая глаз.
В разговоре с одним художником в Венеции я спросил, между прочим:
— Скажите, пожалуйста, что такое особенное находят у старинных мастеров? Я был в палаццо Дожей и видел целые акры плохого рисунка, весьма скверной перспективы и совсем неверных пропорций. Собаки у Поля Веронеза совсем не похожи на собак, а лошади — это какие-то пузыри на четырех ногах; на одной фигуре правая нога у человека помещена на
