Спорить съ авторитетами не полагается, поэтому Джо повернулся, получилъ ударъ и упалъ.
— А теперь, — сказалъ онъ, поднимаясь, — давай, я убью тебя. Это будетъ правильно.
— Какъ же можно? Это не по книгѣ.
— Ну, такъ это подло. Вотъ и все.
— Нѣтъ, Джо, а ты можешь быть монахомъ Текомъ, или Мючемъ, сыномъ мельника, и оглушить меня дубиной, или же я буду ноттингенскимъ шерифомъ, а ты Робинъ Гудомъ, и тогда ты можешь меня убить.
Это разрѣшало споръ, и всѣ предложенныя приключенія были разыграны, какъ то подобало. Далѣе Томъ сталъ снова Робинъ Гудомъ и погибъ, истекая кровью, вслѣдствіе предательства монахини, не перевязавшей его раны. Наконецъ, Джо, олицетворяя въ себѣ цѣлую шайку плачущихъ разбойниковъ, оттащилъ его скорбно въ сторону, далъ ему въ его слабѣющія руки лукъ, и Томъ проговорилъ: «Тамъ, гдѣ упадетъ эта стрѣла, тамъ и схороните бѣднаго Робинъ Гуда, подъ зеленой дубравой!» Онъ выпустилъ стрѣлу, упалъ навзничь и долженъ былъ скончаться, но угодилъ въ крапиву и потому вскочилъ, — слишкомъ бойко для мертвеца.
Оба мальчика одѣлись, запрятали свои доспѣхи и пошли, сожалѣя о томъ, что теперь уже не водится разбойниковъ, и рѣшительно не понимая, чѣмъ же могла новѣйшая цивилизація похвастаться взамѣнъ ихъ. Они говорили, что предпочли бы лучше пробыть хотя бы одинъ годъ разбойниками въ Шервудскомъ лѣсу, чѣмъ быть президентами Соединенныхъ Штатовъ всю свою жизнь.
Въ половинѣ десятаго Томъ и Сидъ должны были лечь въ постель, по обыкновенію. Они прочли свои молитвы, и Сидъ скоро заснулъ. Томъ не спалъ и ждалъ съ жгучимъ нетерпѣніемъ. Когда ему стало казаться, что разсвѣтъ уже близокъ, пробило только десять! Было отчего придти въ отчаяніе. Онъ былъ готовъ ругаться и швырять, чѣмъ попало, чтобы облегчить себѣ нервы, но боялся разбудить Сида. И онъ лежалъ смирно, вперивъ глаза въ темноту. Всюду господствовала томительная тишина. Но мало по малу изъ этого безмолвія стали выдѣляться едва уловимые звуки. Слышалось тиканье часовъ; старыя балки покрякивали тихонько, на лѣстницѣ что-то скрипнуло. Ясно было, что духи разгуливаются. Изъ комнаты тети Полли доносился ровный, подавленный храпъ.
