Но какъ она ни прислушивалась, отвѣта не было. Ее окружали только одиночество и безмолвіе, она присѣла и снова расплакалась, упрекая себя; между тѣмъ школьники опять уже собирались и ей надо было скрыть свое горе, усмирить свое разбитое сердце и нести свой крестъ въ продолженіи всѣхъ послѣполуденныхъ, медленно тянувшихся, тоскливыхъ часовъ, и не имѣя никого среди этихъ чужихъ, съ кѣмъ бы раздѣлить свое огорченіе.
Томъ крался разными направленіями черезъ поля, пока не очутился совершенно въ сторонѣ отъ тѣхъ дорогъ, по которымъ могли возвращаться школьники, и впалъ здѣсь въ яростное настроеніе. На пути ему попался узенькій ручеекъ и онъ перескочилъ черезъ него три раза, слѣдуя господствующему между ребятами повѣрью о тонъ, что, скакнувъ черезъ воду, избѣгаешь погони. Черезъ полчаса онъ былъ уже за домомъ м-съ Дугласъ на Кардифскомъ холмѣ, откуда едва виднѣлся вдали школьный домикъ, стоявшій въ долинѣ. Томъ вошелъ въ густую рощу, пробрался помимо всякой тропинки въ самую чащу и усѣлся тамъ на мшистомъ мѣстечкѣ подъ раскидистымъ дубомъ. Въ воздухѣ не было ни малѣйшаго вѣтерка; даже птицы замолкли подъ гнетомъ полуденнаго зноя; вся природа замерла въ тишинѣ, нарушаемой лишь изрѣдка дятломъ, долбившимъ гдѣ-то вдалекѣ, и этотъ звукъ какъ бы оттѣнялъ еще болѣе господствующую тишину и пустынность. Душа Тома была преисполнена грусти и все, что его окружало, соотвѣтствовало вполнѣ его настроенію. Онъ просидѣлъ долго въ раздумьи, опершись локтями въ колѣни и подбородкомъ въ руки. Ему казалось, что жизнь, въ лучшемъ случаѣ, одна тягота, и онъ почти завидовалъ Джимми Годжсу, недавно умершему. Должно быть пріятно, думалось ему, лежать, спать и грезить, вѣчно и вѣчно, подъ вѣтеркомъ, который шелеститъ въ деревьяхъ и колышетъ травкою и цвѣточками на могилѣ, — и не знать ничего, и не мучиться ни о чемъ, никогда, никогда уже болѣе. Достать бы только хорошій аттестатъ изъ воскресной школы, и тогда отчего не помереть, развязаться со всѣмъ… Вотъ, эта дѣвчонка. Что онъ ей сдѣлалъ? Онъ всею душою къ ней, а она его, какъ собаку… право, какъ собаку. Когда-нибудь пожалѣетъ сама… да уже поздно будетъ, быть можетъ. О, если бы ему можно было умереть не надолго!
Но юное, упругое сердце не можетъ оставаться подавленнымъ на слишкомъ продолжительное время. Томъ сталъ понемногу пе-
