видѣть ее собственными очами! И вотъ та рѣка, которая была обращена въ кровь, и я смотрю на ту самую почву, на которой появились и язва, и вши, и лягушки, и саранча, и градъ, и гдѣ были помѣчены пороги, и ангелы Господни умертвили во тьмѣ ночной всѣхъ первенцевъ, народившихся въ этомъ Египтѣ! Старый Джимъ недостоинъ былъ дожить до этого дня!
Онъ не могъ болѣе выдержать и зарыдалъ отъ избытка благодарности. И между нимъ и Томомъ завелись безконечные толки: Джимъ былъ въ волненіи потому, что земля эта такая историческая, — тутъ и Іосифъ съ своими братьями, и Моисей въ тростникѣ, и Іаковъ, явившійся въ Египетъ за покупкою хлѣба съ серебряною чашею въ мѣшкѣ, и все прочее любопытное; а Томъ волновался не менѣе, потому что тутъ происходило тоже разное историческое по его части, — подвизались всякіе Нуреддины и Бедреддины, и такіе чудовищные великаны, что у Джима шерсть на головѣ дыбомъ становилась, и еще куча другихъ лицъ изъ «Тысячи и одной ночи», — хоть я и не вѣрю, чтобы половина изъ нихъ дѣлала то, что имъ приписывается и что они позволяютъ на себя возводить.
Тутъ наступило для насъ нѣкоторое разочарованіе, потому что разостлался одинъ изъ бывающихъ здѣсь на разсвѣтѣ тумановъ, а подняться выше надъ нимъ мы не хотѣли, потому что намъ было желательно пройти надъ самымъ Египтомъ. Въ виду этого, мы рѣшили держать курсъ по компасу прямо на пирамиды, которыя затушевались въ туманѣ и сгинули, а тамъ спуститься и летѣть совсѣмъ близехонько отъ земли, чтобы разсмотрѣть все порядкомъ. Томъ взялся за руль, я стоялъ наготовѣ, чтобы бросить якорь, а Джимъ сѣлъ верхомъ на носу, чтобы вглядываться въ туманъ и оповѣстить объ опасности. Мы подвигались ровненько, но не особенно быстро, а туманъ все сгущался и сгущался до того, наконецъ, что и самый обликъ Джима представлялся намъ неясно, точно въ дыму. Кругомъ была страшная тишина; мы сами говорили шепотомъ и намъ было жутко. По временамъ Джимъ покрикивалъ:
«Поднимитесь чуточку повыше, масса Томъ!» И мы поднимались на футъ или на два, проносясь надъ плоскою крышею какой-нибудь мазанки, на которой спали люди, только что начинавшіе теперь просыпаться, зѣвать и потягиваться. Случилось разъ, что кто-то изъ нихъ всталъ на ноги, чтобы получше зѣвнуть и потянуться, а мы его толкнули въ спину, онъ такъ и ударился внизъ. Между тѣмъ прошло уже съ часъ, а кругомъ все еще господствовала могильная тишина, и мы тщетно напрягали свой слухъ и затаивали дыханіе. Но туманъ вдругъ немного разсѣялся и Джимъ крикнулъ въ ужасномъ испугѣ:
