кругла, какъ мячъ, но я никогда не вѣрилъ ничему изъ множества ея суевѣрій, а въ этомъ случаѣ и подавно, потому что видѣлъ самъ, что земля вродѣ тарелки и совсѣмъ плоская. Я ходилъ, бывало, на самую вершину холма, осматривался кругомъ и убѣждался въ этомъ собственными глазами, потому что, по моему мнѣнію, для того, чтобы узнать что-нибудь положительно, лучше всего взять, да и посмотрѣть самому, а не полагаться на одни чужія слова. Но теперь я долженъ сознаться, что вдова говорила правду. То есть, правду относительно всего остального свѣта, но не на счетъ той его части, гдѣ нашъ поселокъ стоитъ: это мѣсто совсѣмъ какъ тарелка, и плоское, могу въ томъ поклясться.
Профессоръ стоялъ все время не двигаясь, точно бы спалъ, но вдругъ очнулся и страшно расходился. Онъ сталъ говорить въ такомъ родѣ:
— Идіоты! Они говорили, что не полечу. И стали осматривать все, поглядывать, чтобы угадать мой секретъ. Но я провелъ ихъ: никто не знаетъ секрета, кромѣ меня! Никто не знаетъ, что приводитъ мою машину въ движеніе: это новая сила!.. Новая сила, и въ тысячу разъ могущественнѣе всѣхъ прочихъ на землѣ! Паръ — одна бездѣлка передъ нею!.. Говорили, что я не долечу до Европы. До Европы! Но у меня тутъ запасъ этой силы на цѣлыя пять лѣтъ, а продовольствія на три мѣсяца! Они глупы… что понимаютъ они?.. Толкуютъ, что мой воздушный корабль непроченъ; онъ продержится пятьдесятъ лѣтъ! Я могу, если вздумаю, летать въ небесныхъ пространствахъ всю мою жизнь, направляясь куда захочу, хотя они издѣвались надо мною, говорили, что это невозможно. Невозможно направлять полетъ! Подойди сюда, мальчикъ; нажимай эти кнопки, какъ я тебѣ покажу.
Онъ заставилъ Тома править лодкою, поворачивая ее во всѣхъ направленіяхъ, и Томъ сказалъ, что нѣтъ ничего легче. Профессоръ заставилъ его отпустить насъ почти къ самой землѣ и мы летѣли до того близко къ иллинойскимъ лугамъ, что намъ можно было говорить съ фермерами и слышать всѣ ихъ разговоры, а профессоръ выбрасывалъ при этомъ печатныя объявленія, въ которыхъ разсказывалось о его воздушномъ кораблѣ и о переправѣ его въ Европу. Томъ до того изловчился, что могъ направить насъ прямо на одно дерево, а лишь только мы настигли его, заставилъ лодку взвиться и перескочить черезъ его верхушку. Профессоръ научилъ тоже Тома какъ приставать, и Томъ выполнилъ это преотлично: онъ спустилъ насъ на лугъ безъ малѣйшаго толчка, но едва мы приготовились выйти, профессоръ крикнулъ: — Оставайтесь! И поднялъ насъ мгновенно снова на воздухъ. Это было страсть что такое! Я сталъ умолять его, Джимъ тоже, но онъ только
