Нечего и спрашивать, разумѣется… Кабы не эта работа, которую тебѣ навалили, ты хотѣлъ бы!
Томъ посмотрѣлъ на него пристально и спросилъ:
— Ты что называешь работой?
— Какъ, что? Развѣ это у тебя не работа?
Томъ принялся опять краситъ и проговорилъ небрежно:
— Можетъ считаться работой, можетъ и нѣтъ. Я знаю только то, что Тому Соуеру она по нутру!
— Ну, послушай, неужели ты хочешь сказать, что она тебѣ нравится?
Кисть продолжала двигаться.
— Нравится?.. А почему бы она мнѣ не нравилась?.. Развѣ намъ, мальчикамъ, всякій день выпадаетъ случай красить заборы?
Это придавало новое освѣщеніе дѣлу. Бенъ пересталъ грызть свое яблоко. Томъ нѣжно проводилъ своей кистью взадъ и впередъ, отступалъ на шагъ, чтобы полюбоваться эффектомъ, подбавлялъ штрихъ тамъ и сямъ, снова оглядывалъ свое произведеніе… Бенъ слѣдилъ за каждымъ его движеніемъ, сочувствовалъ болѣе и болѣе дѣлу, увлекался имъ и сказалъ, наконецъ:
— А что, Томъ, дай-ка покрасить и мнѣ.
Томъ поразмыслилъ… былъ уже готовъ согласиться, но одумался:
— Нѣтъ, нѣтъ; я боюсь, что не справишься, а тетя Полли страхъ какъ взыскательна на счетъ этого забора… Самъ видишь, онъ прямо на улицу… Будь это тотъ другой, на задахъ, я ни слова бы не сказалъ… и она тоже. Да она такъ и дрожитъ надъ этою изгородью, требуетъ, чтобы окрашено было тщательно… Я думаю, что изъ тысячи ребятъ, — можетъ быть, изъ двухъ тысячъ, — не найдется такого, который съумѣлъ бы сдѣлать дѣло какъ слѣдуетъ.
— Ну, ужь будто бы… Пожалуйста, дай мнѣ только попробовать… Хоть чуточку… Я позволилъ бы тебѣ, будь я на твоемъ мѣстѣ, Томъ.
— Бенъ, я и радъ бы, честное слово… но тетя Полли! Джимъ брался за работу, но она его не допустила. И Сидъ хотѣлъ, но и ему не позволила… И ты видишь, какъ я примостился? А если ты станешь работать и какъ-нибудь повредишь изгородь…
— О, вздоръ какой! Я также осторожно, какъ ты… Ну, дай попробовать… а я тебѣ за то дамъ сердцевинку отъ яблока.
— Ладно… Однако, нѣтъ, Бенъ… Боюсь я…
— Я дамъ тебѣ цѣлое яблоко!
Томъ протянулъ ему кисть съ неохотою въ лицѣ и съ поспѣшностью въ сердцѣ. И пока бывшій «Великій Миссури» работалъ и потѣлъ на солнцѣ, уступившій ему дѣло художникъ сидѣлъ тутъ
