Многообѣщающій вечеръ наступилъ. Ровно въ восемь часовъ, школьное зданіе, украшенное цвѣточными вѣнками и гирляндами, роскошно засвѣтилось огнями. Учитель возсѣдалъ на своемъ тронѣ, поставленномъ на высокую эстраду, вмѣстѣ съ его чернымъ письменнымъ столикомъ. Онъ казался въ порядочномъ градусѣ. Прямо передъ эстрадою стояло шесть скамеекъ, по сторонамъ еще по три; на всѣхъ ихъ сидѣли почетные мѣстные жители и родственники учениковъ. Слѣва, за толпою обывателей, былъ воздвигнутый временный помостъ, на которомъ находились ученики, подлежавшіе публичному испытанію: кучка маленькихъ ребятъ, вымытыхъ и пріодѣтыхъ до нестерпимаго для нихъ благоприличія; за ними толкались неуклюжіе подростки и красовались, бѣлоснѣжными рядами, отроковицы и дѣвы въ батистовыхъ и кисейныхъ платьяхъ, замѣтно чванившіяся своими голыми руками въ старинныхъ бабушкиныхъ браслетахъ, розовыми и голубыми бантиками и цвѣтами, приколотыми къ ихъ волосамъ. Остальное пространство въ комнатѣ было занято учениками, не принимавшими участія въ состязаніи.
Представленіе началось. Крошечный мальчуганъ выступилъ впередъ и началъ робко бормотать: «Не ждали вы, что малютка такой выступитъ смѣло передъ толпой» и пр., сопровождая эту декламацію такими же однообразными и, вмѣстѣ съ тѣмъ, судорожными движеніями, которыя могла бы дѣлать машина, — нѣсколько попорченная, разумѣется. Онъ пробрался, однако, благополучно до конца, хотя прострадалъ ужасно, и удостоился единодушныхъ рукоплесканій, когда отвѣсилъ деревянный поклонъ и удалился.
Маленькая, зардѣвшаяся отъ стыда дѣвочка пролепетала: «У Мэри была овечка» и пр., сдѣлала внушающій состраданіе реверансъ, получила свою долю апплодисментовъ и усѣлась на мѣсто, сконфуженная и счастливая.
Томъ Соуеръ выступилъ съ заносчивою самоувѣренностью и началъ декламировать высокопарно на неистощимую и непоколебимую тему «Свободу ищу я одну или смерть», размахивая руками съ великолѣпнѣйшимъ бѣшенствомъ, но вдругъ запнулся на половинѣ. Смертельный ужасъ, — ужасъ забывшаго роль актера, — охватилъ его; ноги у него подкосились, онъ былъ готовъ упасть. Состраданіе зрителей къ нему выражалось ясно, это была правда, — но также ясно выражалось и ихъ безмолвіе, а оно было ему еще тяжелѣе ихъ состраданія. Учитель нахмурился и это довершило пораженіе: Томъ поборолся еще немного и потомъ отступилъ, проигравъ битву окончательно. Слабая попытка къ рукоплесканію замерла тотчасъ же.
