крайней мѣрѣ, предполагалъ, что это должны быть они; иногда онъ видѣлъ, что тамъ устраиваются празднества и полагалъ, что это, вѣроятно, свадьба и радовался за нихъ; пришлось ему видѣть и похороны, но онъ только не зналъ, кого хоронятъ, его жену или кого-либо изъ дѣтей. Ему видна была вся процессія съ патерами и провожающими покойника; они проходили торжественно, унося съ собою и тайну, кого хоронятъ; въ теченіе девятнадцати лѣтъ онъ насчиталъ пять похоронъ; всѣ эти похороны справлялись съ извѣстною торжественностью, такъ что нельзя было предполагать, что хоронили кого-либо изъ слугъ; онъ оставилъ жену и пять человѣкъ дѣтей. Пятеро умерло! Но кто остался въ живыхъ? Жена или одинъ изъ дѣтей?
Этотъ вопросъ постоянно мучилъ его день и ночь; лишь только онъ просыпался, какъ задавалъ себѣ этотъ вопросъ и засыпалъ, размышляя о немъ. Но имѣть хотя какой-нибудь интересъ въ жизни, когда сидишь въ подземельѣ и видишь хотя слабый лучъ свѣта, много способствуетъ сохраненіе умственныхъ способностей. Слѣдовательно, онъ находился въ болѣе лучшихъ условіяхъ, чѣмъ остальные заключенные. Онъ мнѣ разсказалъ свою грустную повѣсть, и я точно такъ же, какъ и онъ, горѣлъ желаніемъ узнать, который изъ членовъ его семьи остался въ живыхъ. Я отправился вмѣстѣ съ нимъ къ нему въ домъ. И надо было видѣть радость этого человѣка! Онъ проливалъ потоки слезъ, но это были слезы неожиданной радости, неожиданнаго счастья! О, Боже мой! Мы нашли его жену, которую онъ оставилъ еще молодою женщиною, теперь уже сѣдѣющею матроною, прожившею полвѣка; его дѣти превратились въ мужчинъ и женщинъ; нѣкоторыя изъ его дѣтей уже обзавелись семьей и вкушали ея радости. Никто изъ его близкихъ не умеръ, всѣ были живы! Но представьте себѣ дьявольскую выдумку королевы! Она особенно ненавидѣла этого заключеннаго и потому сама изобрѣтала всѣ эти похороны, чтобы еще больше терзать сердце несчастнаго узника и заставить его мучиться въ догадкахъ.
Безъ моего вмѣшательства она, конечно, никогда не выпустила бы его. Она ненавидѣла этого человѣка всѣми силами своей души и никогда не смягчилась бы къ нѣму. А его преступленіе скорѣе можно было назвать легкомысліемъ, чѣмъ умышленною дерзостью. Онъ сказалъ, что у королевы рыжіе волосы. У ней дѣйствительно были рыжіе волосы, только объ этомъ нельзя было говорить. Люди съ рыжими волосами не пользовались общественнымъ довѣріемъ, какъ тѣ, у которыхъ были каштановые волосы.
Но представьте себѣ, что между этими сорока семью заключенными было пять человѣкъ, какъ преступленія которыхъ, такъ
