о чемъ? О смерти мужа? Я никакъ не могъ разобраться въ этой путаницѣ. Но Гуго прервалъ ее:
— Довольно! Ты сама не знаешь, чего просишь. Развѣ можно желать тому, кого любишь, покойной смерти? Я, право, думалъ, что ты знаешь меня лучше.
— Хорошо; — сказалъ я, — я никакъ не могу этого понять. Это просто загадка. Теперь…
— Ахъ, дорогой лордъ, неправда-ли, вы уговорите его? Подумайте, какъ мнѣ больно смотрѣть на его мученія! Охъ, а онъ не хочетъ говорить! между тѣмъ, какъ все спасеніе заключается въ благословенной тихой смерти.
— Но что вы говорите такое? Онъ выйдетъ отсюда свободнымъ и здоровымъ человѣкомъ… ему вовсе и не нужно умирать.
Блѣдное лицо страдальца прояснилось, а женщина бросилась ко мнѣ, удивленная такою неожиданною радостью, и воскликнула:
— О, онъ спасенъ! Да это слово короля, сказанное устами слуги короля Артура, а слово короля это золото!
— Хорошо; теперь вы убѣдились, что мнѣ можно вѣрить. Почему же вы раньше мнѣ не вѣрили?
— Кто сомнѣвался? Только не я и не она.
— Тогда почему вы мнѣ не разсказали вашей исторіи?
— Вы не давали никакого обѣщанія; въ противномъ случаѣ все было бы иначе.
— Я вижу… вижу… но, однако, теперь я думаю, что ничего не вижу. Вы терпѣли пытку и не хотѣли признаться; это доказываетъ, что вамъ не въ чемъ было признаться.
— Мнѣ, лордъ? Какъ это такъ? Я и убилъ оленя!
— Вы? Въ такомъ случаѣ это крайне запутанное дѣло…
— Дорогой лордъ, я умоляла его на колѣняхъ, чтобы онъ признался, но…
— Вы просили? О, это становится все запутаннѣе и запутаннѣе. Но почему вы хотѣли, чтобы онъ это сдѣлалъ?
— Это могло бы дать ему скорую смерть и избавить его отъ мученій.
— Хорошо, это весьма естественная причина. Но ему вовсе не нужно было скорой смерти.
— Ему? Онъ, конечно, этого желалъ.
— Но почему же онъ тогда не признался?
— Ахъ, милостивый сэръ, не могъ же я оставить жену безъ хлѣба и крова.
— О, золотое сердце, теперь я все понимаю! Неумолимый законъ отбираетъ имущество признавшагося преступника и пускаетъ
