ни одной раны. Было только небольшое отверстіе на груди его кольчуги, но такой маловажной вещи не придавали никакого значенія. Хотя рана, нанесенная пулею, не дастъ много крови, но даже и той не было замѣтно. Тѣло отнесли къ королю, такъ какъ онъ также хотѣлъ на него взглянуть. Всѣ были крайне удивлены. Меня потребовали къ королю для объясненія такого чуда; но я остался на своемъ мѣстѣ и сказалъ:
— Если это приказаніе, то я приду, но мой властелинъ король знаетъ, что законъ поединка требуетъ, чтобы я остался на томъ же мѣстѣ, пока кто-либо не заявитъ желанія выйти противъ меня.
Я подождалъ. Никто меня не вызывалъ. Тогда я сказалъ:
— Если кто-либо сомнѣвается, что это полѣ битвы выиграно недобросовѣстно, то я не стану дожидаться, пока онъ меня вызовешь, я вызову его самъ.
— Это вполнѣ добросовѣстное предложеніе, — замѣтилъ король, — и вполнѣ похоже на васъ. Кого вы назовете первымъ?
— Я не назову никого. Я вызываю всѣхъ! Здѣсь я стою и вызываю англійское рыцарство выйти противъ меня, но не отдѣльно каждаго, а цѣлою массою!
— Что такое? — воскликнули рыцари хоромъ.
— Вы слышали вызовъ. Принимайте его или я объявлю каждаго изъ васъ трусомъ и побѣжденнымъ.
Это было, конечно, очень грубо. Но тотчасъ же пятьсотъ человѣкъ рыцарей уже сидѣли на лошадяхъ и всѣ они направились на меня. Въ это время я измѣрялъ пространство и вычислялъ шансы, вынувъ два револьвера изъ кабуры.
Но вотъ тррахъ? Опустѣло одно сѣдло. Тррахъ — еще одно. Опять два выстрѣла сразу и опять два пустыхъ сѣдла. Если бы я пустилъ одиннадцатый выстрѣлъ, не убѣдивъ этотъ народъ, то двѣнадцатый человѣкъ непремѣнно убилъ бы меня. Поэтому я никогда не былъ такъ счастливъ, какъ въ ту минуту, когда мой девятый выстрѣлъ также попалъ въ цѣль, и я замѣтилъ колебаніе въ толпѣ, что всегда бываетъ предвѣстникомъ паники. Теперь нельзя было терять ни минуты. Я поднялъ оба револьвера и прицѣлился — рыцари простояли еще съ минуту, затѣмъ разбѣжались въ разныя стороны.
Этотъ день былъ мой. Судьба странствующаго рыцарства была рѣшена; начался прогрессъ просвѣщенія. Какъ я себя чувствовалъ? О, вы никогда не будете имѣть объ этомъ никакого представленія.
А братъ Мерлэнъ? Его искусство потеряло всякое значеніе. Всегда магія, въ сравненіи съ магіею науки, остается побѣжденною и оставляется въ сторонѣ.
