Но я не продолжалъ далѣе. Въ толпѣ раздались радостныя рукоплесканія. Но скоро водворилась мертвая тишина: явились шерифы въ своихъ оффиціальныхъ одѣяніяхъ и съ своими помощниками; это означало, что скоро приступятъ къ самому дѣлу. Прочитали намъ обвинительный акта, въ которомъ объяснялось наше преступленіе, затѣмъ — смертный приговоръ; потомъ всѣ обнажили головы и патеръ прочиталъ молитву.
Одному изъ рабовъ завязали глаза и палачъ приготовилъ веревку. Намъ была видна дорога, съ одной ея стороны тѣснилась толпа народа, а съ другой сидѣли мы; эту дорогу полиція очистила отъ народа и проѣздъ по ней былъ совершенно свободенъ. Какъ хорошо было бы, если по ней показались мои пятьсотъ всадниковъ, но это было невозможно; я сталъ всматриваться, но дорога вилась широкою полосою и на ней не было видно ни одного всадника.
Но тутъ уже успѣли вздернуть повѣшеннаго и его члены корчились въ судорогахъ, онъ барахтался, такъ какъ ноги не были у него связаны.
Вздернули и вторую веревку и еще одинъ рабъ заболтался въ воздухѣ.
Минуту спустя и третій рабъ заболтался въ воздухѣ. Это было ужасно. Я повернулъ голову и не нашелъ короля на его мѣстѣ. Ему уже завязывали глаза. Я положительно былъ парализованъ; я не могъ двигаться, а языкъ прилипъ у меня къ гортани. Наконецъ, королю завязали глаза и накинули веревку. Я положительно не имѣлъ силы взглянуть на висѣлицу. Но, когда я увидѣлъ, что дѣлаютъ узелъ на веревкѣ, то положительно не удержался и сдѣлалъ прыжокъ, чтобы освободить короля; сдѣлавъ прыжокъ, я бросилъ взглядъ на дорогу, и — о счастье! — всадники мчались по дорогѣ! — пятьсотъ всадниковъ, закованныхъ въ желѣзо и на коняхъ!
Это было великолѣпное зрѣлище, какое когда-либо можно было видѣть. Ихъ перья развѣвались по вѣтру, а лучи солнца отражались на блестящемъ вооруженіи.
Когда Лаунсело нѣсколько приблизился, я махнулъ ему рукой, онъ узналъ меня по повязкѣ; затѣмъ я развязалъ узелъ веревки, снялъ повязку съ глазъ короля и громко воскликнулъ:
— На колѣни, негодяи, и привѣтствуйте короля! Кто осмѣлится ослушаться, тотъ сегодня же вечеромъ будетъ ужинать въ аду!
Я всегда употреблялъ такія выраженія, когда хотѣлъ произвести эффектъ. Лаунсело и всѣ рыцари спѣшились, взошли на эшафотъ и окружили короля. А эта изумленная толпа стояла на колѣняхъ и умоляла короля даровать ей жизнь; да, того самаго короля, надъ которымъ они еще такъ недавно смѣялись и кото-
