а передъ Богомъ этотъ законъ несетѣ отвѣтственность, какъ и за ея преступленіе, такъ и за ея позорную смерть.
«Еще такъ недавно это молодое существо, почти ребенокъ, восемнадцати лѣтъ — была одною изъ самыхъ счастливыхъ женъ и матерей въ Англіи; съ ея устъ не исчезала улыбка и не прекращалась веселая пѣсня — главный признакъ счастливыхъ и невинныхъ сердецъ. Ея молодой супругъ былъ такъ же счастливъ, какъ и она; онъ исполпялъ свой долгъ, работая съ утра до ночи и его хлѣбъ былъ пріобрѣтаемъ честнымъ трудомъ; онъ благоденствовалъ, доставляя своей семьѣ защиту и поддержку, и внося свою лепту въ благосостояніе націи. Но вслѣдствіе вѣроломнаго закона его домъ былъ разрушенъ и стертъ съ лица земли. Молодому супругу были разставлены сѣти, его заклеймили и отправили къ морю. Жена, ничого не знала. Она стала его искать вездѣ, она тронула самыя жестокія сердца своими мольбами и слезами, своимъ краснорѣчивымъ отчаяніемъ. Проходили недѣли, она подстерегала мужа, ожидала, надѣялась и ея умъ положительно мутился подъ бременемъ такого несчастія. Мало по малу она продала все, что у ней было, для того, чтобы кое-какъ прокормиться. Но когда наступилъ срокъ платы за ферму, и она не могла отдать денегъ, то ее выгнали за дверь. Она стала просить милостыню, пока у нея хватало силы; наконецъ, когда она изголодалась и у ней не стало молока для кормленія ребенка, она украла холщевое платье, которое стоило всего четверть цента, думая продать его и этимъ спасти ребенка; но ее увидалъ тотъ, кому принадлежало это платье. Ее арестовали, посадили въ тюрьму и предали суду. Человѣкъ, которому принадлежало платье, засвидѣтельствовалъ фактъ кражи.
Въ ея защиту была разсказана ея грустная повѣсть. Затѣмъ ей позволили говорить и самой; она объяснила, что украла платье только потому, что вслѣдствіе перенесемныхъ ею несчастій ея умъ совершенно помутился и она рѣшительно не могла различить хорошее отъ дурного, сознавая только одно чувство — чувство страшнаго голода! Всѣ были тронуты ея разсказомъ и была минута, когда хотѣли даровать ей милость, простить ее, въ виду ея молодости и одиночества; ея дѣло вполнѣ достойно состраданія; законъ отнялъ отъ нея ея опору и защиту, а это-то и было единственною причиною ея преступленія; но одно изъ должностныхъ лицъ замѣтило, что даже если все это и была правда и вполнѣ достойно состраданія, то все же теперь развелось столько мелкихъ кражъ, что если ихъ прощать, то это можетъ угрожать опасностью собственности и потому эта женщина должна нести кару, достойную ея преступленія.
Когда судья накинулъ черный капюшонъ, то человѣкъ, у ко-
